Все небо в драконах - Страница 5

где встретишь. Враг моего врага – не обязательно друг, но часто, очень часто это становится правдой. А тут еще и дракон, и князь были ранены, и казались не слишком опасными.

- Не умирай, не надо! Подожди, потерпи, - вопил во весь голос подросток, в которого вновь обратился дракон, пока Серхио не открыл глаза.

- Кто… это… - выдохнул он.

Вокруг стояли люди – оборванные, грязные, истощенные, с настороженными и хмурыми лицами, но они были свои! Говорили на том же языке, верили в тех же богов…

- Что вам надо? – прошептал князь, и один из оборванцев выступил вперед и поклонился.

- Кто бы ты ни был, рыцарь, и кем бы ни был твой… оруженосец, а джада разбегаются перед тобой, как овцы перед стаей волков, и мы будем тебе служить. Прими нас под свою руку как свободных людей, и я исцелю тебя. Я умею. Но, чтобы не попасть нам в новое рабство… - колдун (это был именно колдун, а не травник-целитель) протянул руку и выдернул из спутанной шевелюры князя несколько волосков и возвысил голос. – Только посмей надеть цепи на кого-то из нас, и все твои раны откроются!

И колдун исцелил Серхио, правда, не мгновенно, как в сказке, но потратив на это пять недель и приложив немалые усилия. Бывшие колодники донесли князя до замка, а дракон шел сам, хоть его и шатало от кровопотери. Люди опасались подходить к нему ближе, чем на пять шагов, а он чувствовал себя изгоем. Дважды он уходил от костров и рыдал, пряча от всех свои слезы. Даже в рабстве у подгорного племени ему не было так тоскливо и одиноко.

Пора возвращаться домой, но как преодолеть без крыльев горные цепи? Каждое утро в Скальном Замке начиналось для дракона тем, что он принимал свой истинный облик и рассматривал култышки, завернув за спину длинную шею. Увы, никаких подвижек не наблюдалось, крылья не желали расти. Но, может, подождать до линьки, и все станет понятно? Следующая весна ознаменовалась для него туманящимся зрением, что предвещало рост новой шкуры и облезание прежней. Дракон уединился в скалах, и терпеливо ждал, пока зуд под старой кожей не станет столь нестерпимым, что покажет полную зрелость новой. Потом он принялся тереться о камни, и прежняя шкура лопнула и стала сползать с него клочьями. Тряслись скалы и сыпался щебень, и чешуи летели во все стороны. Внезапно юный дракон ощутил страшную боль, взвыл и завертелся на месте. А, придя в себя, наклонился над только что сошедшим со спины куском кожи и вскрикнул снова – теперь уже от неподдельного ужаса. Остаток левого крыла, вырванный из сустава, торчал из обрывка старой шкуры. Был он иссохшим и черным, и лишь кровь на суставе говорила о том, что недавно он гнездился в живой плоти. Дракона охватила паника. Вихрем ворвался он, в развевающихся клочьях шкуры и с окровавленной спиной в ворота замка и заорал на стражника: «Колдуна! Зови скорей колдуна!»

Старик, не мешкая, спустился к нему и, взобравшись на спину, долго приглядывался к ране, водил над нею рукой. Потом спустился и предложил пройти в залу. Там он приказал дракону лечь и погладил его по голове, но что случилось после этого, юный дракон не мог вспомнить – до того момента, как очнулся со свербящей болью в спине и странной слабостью во всем теле. Старик удалил и второй обрубок крыла и частично залечил обе раны. Поглаживая его по голове, колдун осведомился о самочувствии, успокоил, что слабость скоро пройдет, и, наконец, тихо ответил на невысказанный вопрос:

- Не могу тебя обнадежить… то, что сделано столь сильным магическим оружием, исправить мне не под силу. Раны заживут, но крыльев… не будет.

- Как – не будет?

- Уже не вырастут. Разрушена не только их плоть, но и эфирная составляющая.

- И я не смогу вернуться домой?

- Я сделал все, что в моих силах… - вздохнул колдун, и, не прощаясь, ушел.

Юный дракон подскочил на всех четырех лапах и, было, рванулся ему вслед, но рухнул на пол от слабости. Вероятно, колдун применил соответствующее заклинание, ибо пролежал там дракон до следующего утра, не в силах двинуться с места. Да, это был не какой-то деревенский колдунишка, а настоящий маг, немалой силы и знаний, о чем юный дракон не догадывался, а узнал лишь тогда, когда услышал историю Новено из уст того, кому доверял больше, чем самому себе.

Серхио, как мог, пытался утешить друга. «Вот, - говорил он. – Посмотри на меня. То, что я жив – уже великое чудо, но драться теперь не смогу. Правая рука поднимается едва до груди, а дальше – никак, и дыхание сбивается даже на крутой лестнице… Новено сказал, тело привыкнет к тому, что дышит лишь одно легкое, но меч и секиру лучше навсегда повесить на стену. Он сам пережил потерю – и