Отчет с игры "Талисман-8" - Страница 5

Эту проповедь слышали не все — она была прочитана для желающих в зале совета, но так как по городу распространяется дискомфорт от отсутствия духовного обслуживания, постепенно все собираются в район церкви на нечто среднее между проповедью и диспутом. Брату Изатису задают вопросы, он отвечает. Слушатели воспринимают это по-разному. Еще один городской сумасшедший (сошел с ума на фоне всего этого — точнее, это нам кажется, что он сошел с ума) призывает исполнить то, что завещал Ламис, и нападает на Изатиса. В конце концов, его выгоняют из церкви силой. Кто-то решает служить Близнецам по слову брата Изатиса.Мне уже все равно, я думаю только о завтрашних выборах в Совет. Игра становится «обычным политическим лангедоком» — нужно идти убеждать электорат. В городе четыре партии, у каждой своя платформа, кто-то нам (Зеленым-консерваторам) ближе, кто-то — дальше. Тут, кстати, проходит второе заседание Общества имперского благочестия. А мы еще на первом решили прийти к лидеру Зеленых — моему муж Улову — с предложением участвовать в избирательной кампании, а за это получить часть мест в избирательном списке для дам из Общества.

Не хвалясь, скажу, что мы накрыли своей сетью весь полигон. Мы перебрали весь список, отметили, кто убежденный зеленый, на кого из столь же убежденных приверженцев других партий не нужно даже тратить время, а с кем можно поговорить и склонить голосовать за нас. Этих последних мы «раздали» членам общества, записав, какая дама с кем будет говорить, и какими аргументами убеждать. Результаты каждых переговоров следовало сообщать мне, дабы у меня были самые свежие данные о числе наших сторонников в сравнении со сторонниками других партий. А борьба была жесткой: достаточно сказать, что в семье Бахов мать семейства была зеленой, дочь, достигшая совершеннолетия, решила примкнуть к партии белых, а отец делал карьеру в партии красных. Другой пример — мой будущий зять (муж внучки) не отказался от своей партийной принадлежности, несмотря на то, что мог потерять выгодный брак и любимую девушку.

В это время второй раз собрался городской совет. На нем присутствует… бывший Великий Канцлер, много лет разумно, «по-буржуазному» управлявший империей Гай Темпест Марк (несколько лет назад он был отстранен от власти нынешним молодым императором). Он сообщает невероятные вещи: империя терпит поражение в борьбе с Магократией, нужно собрать деньги на то, чтобы вывести войска и заключить мир. С одной стороны, это замечательная новость, потому что одним из условий подтверждения жалованной грамоты городу является выставление нужного числа рекрутов, а нам уже некого выставить. С другой стороны… «Нам нужны деньги!», — говорит Гай Темпест Марк. «Сколько?». Краткое совещание дворян. «800 тысяч!». Городские финансовые тузы либо нервно смеются, либо потрясенно молчат. «Господин, — наконец робко начинает Отто Рейнгольд, — я скажу за себя... оборот моего бизнеса таков... я смогу выделить только тысячи три... я покажу Вам мои книги… думаю, что и у остальных все примерно так же». У остальных капиталы тоже исчисляются несколькими тысячами, но никак не сотнями тысяч. Мне горько — как же далеки дворяне и империя от наших реальных нужд! «Помогите нам, — говорит Гай Темпест Марк, — и мы создадим в империи парламент, где вы будете представлены в нижней палате». Парламент?! Император будет слушать нас?! Мы сможем влиять на законы и политику? Не знаю, как у других мещан, а для меня это был второй катарсис. Нас услышат! Мы, ранее только кормившие империю («Мещанин обязан уплачивать все налоги и подати в казну»), теперь примем участие в управлении ею. Тем более что это место нам действительно подобает — ведь где в нынешних, да и во всех других, условиях Империя возьмет деньги, если не у нас? У меня «вырастают крылья» и распрямляется спина. Начинаю понимать, из чего родился взлет искусства и философии в Западной Европе XIV-XV веков, когда нарождающаяся буржуазия освобождалась от гнета церкви и дворянства.

Далее события ускоряются. По улицам бедного Кредонвиля ходит столько знати, что у меня, старой женщины, наверняка схватило бы спину, если б я, как требует закон, в обязательном порядке оказывала им знаки почтения. Спасает то, что многие из них инкогнито. Волной покатились убийства — то Великого Канцлера (дуэль между дворянами), то еще кого-то из приезжих (ходят слухи об отравлении), то местного мещанина (ходят слухи о какой-то секте), то подброшена бомба (это террористы, схваченные на месте преступления). Так проходит несколько часов, но мне не до этого — в нашем доме начал работать предвыборный штаб партии Зеленых. Еще раз похвалю мастеров — закон о выборах вместе с прописанными процедурами регистрации партии, подачи документов, порядка голосования занимает больше десяти страниц. Согласно ему, на каждого из кандидатов (числом до пяти) нужно подать пакет документов — паспорт, заявление, справку из имперской канцелярии о благонадежности, справку о семейном положении… Куча бумаг! Нужен также денежный залог. Готовим все это — я составляю, внучка и Дороти Телль переписывают, меняя имена, еще один человек бегает по полигону и ищет кандидатов, чтобы они расписались в бумагах и непременно взяли паспорт. Так как я работала на выборах, могу оценить, что получается практически «как по-настоящему». И вот чудо — несмотря на то, что все как в анекдоте про приехавшую на курорт красавицу, даже работа в предвыборном штабе благодаря удачно прописанному законодательству меня увлекает! Тем, кто не работал там по жизни, представился прекрасный шанс попробовать. В итоге полный пакет документов вовремя сдаем только мы. Другая партия еле-еле успевает подать документы на трех кандидатов, еще у одной не находится денег на залог.

Наступает ночь. Мэр произносит речь по поводу убийств и подтверждения жалованной грамоты, я и Элиза Бах договариваемся выдать свою дочь (она) и внучку (я) за сыновей Рейнгольдов. Причем сначала пары складывались одним образом, но потом мы решили, что интересы дела требуют объединить производства, которое принадлежат женихам и невестам, по-другому, и пары резко меняются, невзирая на чувства молодых. Все вновь отправляются в кабак. Я — нет. Поэтому только утром узнаю, что ночью там была резня — дворяне и аркны пришли туда и перерезали веселившихся мещан, так как сочли их поведение неподобающим (игроков-мещан это эмоционально очень подкосило, хозяев кабака тоже). А мой муж аж до четырех утра ждал, пока дворяне соизволят подтвердить жалованную грамоту городу. Наконец это случилось, что позволило проводить утром выборы.

Утро. Игроков опять маловато. Это плохо для нас — отсутствует куча сагитированных. С нашей стороны пять кандидатов, у соперников — трое. Всего мест в Совете пять. Голосование открытое. Кандидаты собственной персоной сидят за столами, перед ними — чаши для камешков-«бюллетеней». Сидим за столами, избиратели проходят мимо нас. Ощущения такие же, как в пионерском детстве на выборах членов совета отряда — «щекотка в животе»: выберут — не выберут? Выборы идут, перед каждым кандидатом растет гора цветных камешков — «за» и «против», мы нервно подчитываем свои и чужие шансы. И вдруг шум, крик — и два наших кандидата убиты прямо во время выборов! Барон Эль-Фист (проклятый барон!) услышал с нашей скамьи кандидатов фразу «Эль-Фисты перерезали всех в кабаке», и, недолго думая, убил того, кто, как ему показалось, ее произнес. Ему указали на ошибку — и тогда он убил «истинного виновника».

Обращение к мэру за защитой ничего не дает — барон в своем праве! Не разрешает он и воспользоваться голосами убитых. Они сами через какое-то время оживут и займут свои места в Совете (к этому времени голосов за них подано довольно). Но сейчас, пока они мертвы, они не могут голосовать, и эти два потерянных голоса избирателей не позволяют нам занять все пять выборных мест (всего их семь, два принадлежат несменяемым дворянам; нам досталось 4). Из пяти кандидатов прокалываюсь именно я, зато мы получили 80% предвыборного пирога и большинство в Совете — 4 из семи! Мы выиграли выборы! На следующие пять лет Кредонвиль — мой! Конец игры.

Все, что я написала, я видела со своей позиции мещанки. Как говорил Коган, в дворянском поместье шла другая игра — там аркны, доминирующее понятие для которых — честь, решали судьбу империи, и тоже играли не напоказ, а с искренним интересом. Два этих пласта практически не пересекались. Некоторые игроки по уши завязли в экономике — и одного лишь этого пласта им хватило, чтобы наиграться от души. Количество планов, на которых можно было играть на «Талисмане», просто поразительно. При этом не было ощущения дискомфорта от непричастности к какому-то пласту. Наверное, потому, что на «Талисмане» равнозначных пластов было много.

Кульминационный момент игры — конечно, неудавшийся штурм «Креведки». Высказывались мнения, что мастера здесь ошиблись с игротехникой — несколько тысяч горожан все равно задавили бы массой десяток дворян, пусть и вооруженных. Так что победу, якобы, следовало «присудить» горожанам. Я с этим мнением не согласна. Другие обвинили горожан в недостаточной вере святому отцу и в том, что они не до конца выполнили его требование — «по крайней мере, тогда умереть от мечей должны были все». Что касается меня, то я помню, как отец Ламис говорил об уделе, разном для дворян и мещан, и о том, что дворян надо почитать. Поэтому если бы он дал хоть какое-нибудь объяснение, почему можно броситься на дворян и аркнов (например, что их облик бесовски способ приняли ал-атари или маги), Жанна Штайнер бы ему поверила. Но так просто — нет: слишком хорошо запомнилась утренняя служба, где мещанам показали их истинное место.

Недостатки у игры были, но они настолько легко устранимы и несравнимы с ее достоинствами. На мой взгляд, это как обвинять автора великой поэмы в плохом почерке. Недостатки и достоинства лежат в разных смысловых уровнях. Только одну претензию хотелось бы предъявить мастерам: я не знаю, как теперь буду ездить на другие игры.