Роза ведьмы

Знаю, это очень длинно и нудно, да и распечатать и проверить не могу – чернила кончились, а с экрана да еще вечером фиг ошибки заметишь – но. И еще раз но. Раз уж модно стало выкладывать рассказы, вот и мой сентиментальный (смею заметить, единственный подобного рода, так сказать, прозаический римейк стихотворной идеи) опус. Критикуйте. Вот еще маленькое замечание, по прочтении вспомните: по поверью, оборотни и ведьмы не могут прикоснуться к белой розе (как христианскому цветку) без того, чтобы проявить свою истинную сущность. Ну. Вот.

(Барабанная дробь)

Там, где стояла когда-то деревня, а теперь лишь потемневшие остовы зданий поднимаются из земли. Там, где на холме сладко пахнет клевером, и стрекозы проносятся в текучем и пряном зное. Там есть могила, которую стороной обходят даже дикие звери, и только цветы, робкие полевые цветы усеивают ее, единственные, кто не боится проклятия ведьмы. Оно все еще тяготеет над этим местом. Будь оно цветком, это оказалась бы роза, черная роза убитой любви, чьи лепестки сочатся опьяняюще сладким ядом. Будь оно пламенем, пламя это было бы диким, и людские сердца сгорали бы в нем, и рожденные им тени кошмарами ложились бы на грудь, крадя дыхание. Страшен гнев ведьмы.

Рассказывают, что годы назад ведьма полюбила смертного юношу. Был он красив собою, голубоглаз и золотоволос, весел и смел, и молодая жизнь щедро кипела в нем. Говорят, ведьмы и колдуны, оборотни и вампиры тяготятся иногда своей силой, вечность ложится им на плечи, и они тянутся к недолговечному человеческому миру, в страхе и зависти отринувшему их.
Так случилось и на этот раз.

Началось это игрой, иллюзорность которой сознавала лишь одна из сторон. И, как всякая игра, любовь эта не должна была длиться долго, и сладость ее была лишь в непостоянстве и новизне. Но человеческому сердцу не прикажешь, а по части чувств ведьма оставалось человеком, и никакие зелья и заклятия, никакие злодеяния, приписываемые ей или же реальные, не могли изменить этого. Время шло, а она все откладывала тот миг, когда ей должно была повернуться и уйти, одарив молодого возлюбленного прощальной улыбкой и оставив его искать утешения у смертных женщин и вечно тосковать и терзаться воспоминаниями и надеждой. Его веселый и непостоянный нрав скрашивал столь привычное ей ледяное спокойствие, он был смел, хоть по большей части от глупости и незнания, там, где предчувствие опасности и пророчества, читаемые в пляске теней, наполнили бы ее ледяным ужасом.

Весна, пора любви и цветов, сменилась летом. В том году оно выдалось жарким, и солнце, нестерпимо сверкавшее на выцветшем небе, изливало на землю жар, заставляющий цветы благоухать нежданным дурманом. Летние дни коротки не в пример зимним, хоть наступление сумерек и стремиться убедить нас в обратном.

И пока земля дремала в жарком полусне, росло и крепло чувство, до того не ведомое ведьме, и она забыла то, чего не следует забывать никому из наделенных силой: человек слаб, и не только не может, но и не хочет принять чужое могущество. Не потому ли людям столь нравятся сказания об одиночестве, преследующем ночных скитальцев и колдуний? Им, не наделенным никакой силой, не просто признать свою зависть, и потому они придумывают всевозможные несчастья и горести для тех, кто отличается от них. А то, во что мы искренне верим, становится правдой.

Любовь лишила ведьму осторожности, и рано или поздно юноша должен был понять истинную ее природу. Предчувствуя это, но не желая расставаться с ним, ведьма сама рассказала ему хоть и не все, но многое, и этого было довольно. Если она ждала, что любовь удержит его от падения, то она горько ошиблась. Не желая связывать свою жизнь и делить ложе с ведьмой, он мог бы уйти, попытаться забыть, хоть воспоминания и преследовали бы его до конца жизни, и сны стали бы его проклятием и тайной и единственной, возможно, отрадой. Она попыталась бы понять, хоть и была бы сильно уязвлена, но человеческий век краток, а у нее были годы, чтобы забыть одно неприятное событие. Но он не просто ушел.

Древняя сила пугала его, но еще больше его пугала кара небес за совершенный им, пусть по неведению, грех. И тогда он желал лишь одного: искупить свою вину и отомстить за морок и недоступную ему силу. Он пошел к священнику и рассказал ему все, дав волю воображению в описании ведьминых злодеяний. Надо сказать, юноша обладал исключительными ораторскими способностями, и вскоре весть о дьявольских проделках колдуньи разлетелась далеко вокруг.

Дом ее было неприметен случайному охотнику или бродяге, но невозможно было укрыть его от намеренных и тщательных поисков, собравших немало добровольцев, жаждавших не только искоренить зло, но и отличится в борьбе с ним в надежде, что когда-нибудь им зачтется подобное рвение. Тем более же трудно было избежать их настоятельного внимания благодаря весьма точному описанию, данному юношей с указанием некоторых ориентиров,