Фанфик на сериал "Горец". И увидел я всадника - Страница 5

не понимаю, как ей так удаётся извиваться, что перестаёшь видеть собственно её, а то, что… она вкладывает в танец. Видишь образ. Чётко и во всех красках, словно читаешь увлекательную книгу.
Это здорово помогло. В ту ночь она стонала до рассвета на весь лагерь, а я, не убирая с груди руку Кассандры, не сомкнул глаз. И потом ещё несколько недель всё было более или менее.
И вот тогда, тогда коса налетела на камень. У неё было время. Она понимала, что Кронос непременно, из-за своего глубочайшего садизма, захочет обладать хотя бы раз Кассандрой. И этот «хотя бы раз» должен пройти без эксцессов.
Ты, наверное, Дункан, сейчас презираешь и меня, и её, и Кроноса, и всех нас. Но ты пойми, даже не то, чтобы время было другое было, законы нравственности были другими… Нет. Однажды, в одной из своих книг, Эни написала: «Они все были взращены пустыней, а у пустыни есть только один закон – жажды». Наибольшей «жаждой», а значит, силой, тогда обладал Кронос. Из нас никто не смел бросить ему вызов. И сама Эни, конечно, тягаться с ним не могла. Но и у неё «жажды» хватало, и цель была перед ней вполне конкретная. Я всё это к тому, чтобы ты понимал, что там происходило. Что разрубить этот узел одним резким, выразительным взмахом меча было невозможно. Только развязать. Терпеливо, медленно.
А вот Кассандра этого совсем не понимала. Возможно, тогда она решила, что Энегрейс хочет её окончательно «обесценить», унизить, лишить чести. Сочла, что та это делает из чисто женских соображений, дабы повысить свой статус. А, может, ревновала? Или ещё проще – любила, искренне любила меня. Мне она не жаловалась, но ходила мрачная, словно уже приговорённая.
И да, Дункан, ты знаешь Кассандру, время она не теряла. Она открыла рот и начала вещать. Всякие гадости о некоронованной госпоже, подстилке и путанне. Сначала тихо, вполголоса, когда стирали бельё, потом громче, распаляясь от безнаказанности. Энегрейс могла пресечь это на корню, сломать её волю, даже не поднимая на неё руку. Да, пожалуй, Эни уже тогда всем сто очков вперёд давала по тактике. Ей, в отличие от меня, никого не надо было «убивать, пока не приручу». Но она этого не сделала. Возможно, почуяла, что сейчас сломав Кассандру, она будет способствовать зарождению нового зла, чёрной ведьмы, которая может оказать пострашнее всадников. И, признаюсь тебе, друг, прослеживая сквозь столетия жизненный путь Кассандры, я понимаю, что тогда удержало Эни. Ну, скажи, её опасения были совсем-совсем напрасны?
То-то, и я так думаю.
И что ей оставалось делать? Бороться за расположение и внимание наших женщин своими способами – вниманием, умением, знаниями, добротой. Тратить вдвое больше энергии, чтобы удержать ситуацию. И подготовить новых пленниц к… побоям, прежде всего, и к… Ну, ты понял.
А деревни и города в округе горели, Мак, полыхали. За приводимым нами десятком рабынь, она видели сотни теней. Я видел её глаза, друг. Видел. А потом она собиралась с силами, становилась искрой и летела к своему «вождю и господину». Вбирала в себя всю его разрушительную энергию, заставляла забыться, оставить мысли о походах. На несколько дней…
Я никогда не спрашивал её, чего ей стоили, эти месяцы, проведённые у нас.
Но вот, как ты знаешь, день, который Эни оттягивала, как могла, наступил. Мы вернулись с «охоты». Кронос предложил разделить трофеи, а я чувствовал, что… Что больше не могу, Маклауд. Не могу и всё. Не могу больше убивать, не хочу, не желаю такой жизни… Не могу смотреть в глаза Эни, вообще не могу на неё смотреть без острой душевной боли. Не могу больше… бояться. Понимаешь?
Я вошёл в палатку следом за Кассандрой. Она подала мне студёного вина. Стало легче. Хорошо. Сама заговорила со мной, просто спокойно. Я ей ответил. Омыла мои руки, лицо, провела у губ. А потом мы замерли и смотрели друг другу в глаза, и я положил ей руку на щёку. Она приняла ласку.
Тебе, наверное, странно, как можно любить одну женщину, а спать с другой? При том ласкать её и принимать её ответные ласки искренне, просто и неудручённо. Могу сказать, что сейчас даже мне эта ситуация кажется аморальной и глупой, но тогда не казалась.
Зашёл Кронос, увидел нас. Сжал зубы, а потом откинул складку входа и крикнул: «Энегрейс!». Она впорхнула мгновенно, живая, горячая, но сдержанная, готовая служить, но умеющая себя подать. С готовностью посмотрела на него, нас не замечала.
– Мои поздравления, брат, ты хорошо её обучил. Но моя женщина всё равно лучше. Пора поделиться военным трофеем.
Я понимаю, Дункан, что в таком контексте это всё звучит ещё гаже. Но мы были братьями. И делили всё поровну. Женщины для нас были такой же вещью, как машина, которую ты время от времени мне одалживаешь. Предмет. Вещь. Если бы наши наложницы могли иметь потомство от нас, может, так бы