Гвей из рода теккей. 3. Подо льдом тёплой воды не бывает - Страница 2

которые захаживают сюда найти себе попутчика. Господин Офторг имел полное право гордиться своим… Увидел эту странную девушку у горячей столешницы, и почему-то крысы на душе заскреблись. Не к добру эта бесстыдница здесь с распущенными, как у ведьмы, волосами. Отец бы его, коли жив был, схватил бы плутовку за эти её лохмы и выкинул бы её за дверь. Но ныне время иное…

Принял у мальчишки конверт, одарил паренька подзатыльником для резвости и уже сделал шаг к информационной доске, чтобы лично повесить объявления.

– Дай мне взглянуть, милфьор, – пропела рыжая и подняла на браговара свои горячие глаза.

Офторг остолбенел. На почтенного мужа давно так не смотрели женщины. Да нет, точнее, ни одна женщина никогда так не смотрела на него, на Офторга. Никогда.

В этом взгляде не было ни мерзкого заигрывания, ни наглости, ни заносчивости. Ничего того, что обычно бывает в женских глазах. Не было и девчачьей наивности, которая подчас так же постыдна, как самая откровенная развратность. Нет. За зерцалами зрачков колыхались тёмные волны. На хозяина таверны смотрел океан.

– «Дай мне прежде взглянуть…» – говорила мать юному Офтигу и сама проверяла, хорошо ли затянуты стремена. А потом Офтиг гордо подводил лошадь отцу, тот давал ему лёгкий подзатыльник и направлялся вниз по серпантину, в низину, торговать шерстью и мясом. Да, тогда ещё не было никаких порталов… А «У стола - отдыхай» славилась на всю округу свои жаркое из баранины. А сам Офт, проводив отца, со всех ног бежал играть с этим… умником. Права была мать, когда говорила, твой Альгисль шалопай и бездельник, только и знает, что мух считать, а как мешок поднять – звёздочки в глазах. Не водись с ним, вот тебе моё слово. И верно же мать говорила. Вот теперь и терпеть его из-за этой старой дружбы-то…

– Бумаги, – снова мягко, но настойчиво пропела девушка.

И Офторг протянул ей конверт.

– Ничего, – без всякого выражения сказала рыжая, с улыбкой возвращая тоненькие, прессованные листы. Ей потребовалось только взглянуть на них, чтобы всё понять.

Здесь серьёзной работы тоже не было. Ни здесь, в Гниднискони, ни на всём северо-западном хребте, ни в низине.

Но вдруг выражение лица рыжей изменилось, стало привычно сосредоточенным, а взгляд заблестел. Она медленно склонила голову к левому плечу, а потом так же изящно обратила взор к входной двери.

И дверь, конечно, открылась.

2

«Х’эйдн-и-скоунь – таково истинное название града на Скони. От “х’эйдн” – мысль, идея, и “скоунь” – хлебная лепёшка или, по-древнеэльфийски “то, что всему голова”. Высокие судьи мира называли град не иначе как Храмом дум высоких, что у молодой поросли неизменно вызывало смущённую улыбку, так как звучало излишне высокопарно.

Глупцы! Мы не знали тогда, что всё вскоре будет утеряно, и надменные наши ухмылки искривятся в гримасах боли и скорби.

Для примитивного языка северных приматов, гордо именующих себя фьорами, Х’эйдн-и-скоунь было не произносимо, и они говорили «Геднисконь» и, возможно, уже тогда между собой шептались: «Гниднисконь». Скудоумные скоты!

Наша же королева, благородная Айрис, умудрилась узаконить в названии унизительную и далеко неслучайную оговорку, за которую…»

Последние слова уже попали под раскалённый скребок, которым по старинке стирали все устаревшие объявления и скабрезные надписи, то и дело появляющиеся в цитадели Храма Великих Ветров. Теперь нанесённые магией буквы расплылись, разбухли и становились жарким постепенно затухающим следом.

– Прошу меня простить, прекрасная фьора, но, к счастью, скончание этой фразы навеки утеряно. Иначе, вероятно, у меня отсох бы язык. Вслух хулить свой народ и свою королеву да ещё перед прозрачнейшей из первых снежинок…

Ледовый эльф, застывший в своей юности, благородно склонил голову набок в знак глубочайшего почтения. Он не сводил с ловчей внимательного, холодного взгляда, который мало вязался с извилистыми речами (луковая шелуха, да и только), но рыжая, как всегда, была собрана, обаятельна и недосягаема. Ответила таким же вежливым, сдержанным кивком и произнесла:

– За то их кровь будет кипеть в жилах.

Сказала, как дунула в глаза икры. Эльф поморщился, выражая недоумение.

– Это окончание той фразы: «За то их кровь будет кипеть в жилах», – пояснила девушка, мягко протягивая руку. – Я Гвей из рода теккей, ворожея, со мной…

– Рад нашему знакомству, прекрасная Гвей, – сознательно перебил эльф. Отвечая на рукопожатие. Рыжая не стала задерживать его ладонь дольше, чем предписывали приличия. – Хёльтиг, хранитель из поколения белых сов.

– Как думаешь, господин, кто оставил эту надпись? – намеренно, в чём Ниральд был абсолютно уверен, пропустив ответную любезность, спросила рыжая.

– Те, чьи молодость и дерзость столь же