На грани (рассказ)

Стучат колеса. Поезд движется с востока на запад. Путь из нашего провинциального городка до столицы забирает целых трое суток из жизни. Мечты отдохнуть, начитаться вдоволь книжек, тают после первых пяти часов. Бока не выдерживают жесткости диванов и колесного стука в ребра. Глаза моментально устают от беспрестанной тряски и качания вагона. Осталась бы только скука и уныние, если бы не эта удивительная способность поездов развязывать языки. На этот раз моими попутчиками оказались трое людей из разных мест, совершенно не знавших друг друга раньше. Двое молодых, парень с девушкой, и один не очень молодой монах, примерно мой ровесник. Молодые, сообразив, что с нами нечего ловить, быстро нашли себе развлечение, занявшись игрой, называемой "вагонный роман". Бегали на перекуры, слушали вдвоем одни наушники плеера, покупали пиво, и, наконец, пропали совсем, в каком-то купе с гитарой. У нас же стояла долгая тишина, прерываемая редкими ничего не значащими фразами, пока мой монах не прочитал название книжки болтающейся перед моими глазами, и исполняющей роль скорее ширмы, чем источника знаний.

- Вы, в самом деле, интересуетесь этим, или так, времяпрепровождение?

- Да, в общем, интересуюсь, но должен сразу предупредить, я не верующий, и понятие жизни души после смерти интересует меня не с точки зрения религии.

-Это не важно, я тоже не верю в богов придуманных религиями. Но о жизни после смерти знаю не из литературы, не понаслышке, а из личного опыта.

Удивило то, с какой легкостью человек носящий одежду священнослужителя признается в том, что не верит в бога. Обычно это всегда тщательно скрывается, вуалируется цитатами из библии и витиеватыми философствованиями, а тут нате вам, с первого слова и правду матку в глаза. Что-то не вязалось, и меня это заинтересовало. Как будто увидев заинтересованность во мне, монах тут же скис, насторожился и стал немногословен. Но я-то уже был заинтригован, и отступать мне никак не хотелось. Поэтому я и позволил себе некоторую бестактность, надеясь разговорить его, заставив оправдываться, либо разозлившись нападать.

-Впервые вижу неверующего монаха, так открыто об этом заявляющего. Вы так всех верующих распугаете, не говоря уже о том, что новой паствы не найдете.

Но мой номер не удался. Монах взглянул на меня, как будто виновато кивнул, и ушел в свои размышления. Я мысленно обругал себя и снова спрятался за книгу.

-Вы кто по профессии? - спросил монах, не поднимая головы.

-Бывший офицер, сейчас компьютерщик, а что это имеет какое-то значение?

-Да. Я бы не хотел, чтобы вы были врачом. Особенно психиатром.

-Что, доводилось сталкиваться?

-Нет - тихо сказал он, и после молчания еще тише добавил, - пока.

Я молчал, каким-то шестым чувством поняв, что между нами возникло доверие, и любое слово может его разрушить.

-Это произошло на рыбалке, - словно еще сомневаясь, начал монах.

- Как вы сразу поняли, я вовсе не монах, по сути. А тогда я вообще был обычным человеком, работал электриком на заводе. Мы с другом стараемся хоть раз в году, летом съездить подальше от людей, на реку, с ночевкой. Мы как всегда забрались в самую глушь, куда кроме как на мотоцикле не доберешься. У моего друга есть "Урал". Все было как всегда, только червей в этот раз мы не набрали, очень спешили на реку, и совсем вылетело из головы. Представляете рыбачки. Без наживки за рыбой. По правде говоря, рыбаки мы аховые. С рыбой домой не возвращаемся. Но ритуал есть ритуал, вот и полезли по прибрежным зарослям. Я забрался в какую-то неглубокую ложбинку, и увлеченно начал рыться в земле, благо червячки изредка попадались. По дну ложбинки тек небольшой ручеек, впадающий в речку, странными были только его берега. Они были покрыты чем-то бурым, напоминающим ржавчину, только какую-то маслянистую. Как я потерял сознание, я не помню, но следующим отчетливым воспоминанием моим был вид ложбинки сверху. Я увидел друга, тянущего кого-то под мышки к мотоциклу, и только через некоторое время я понял, что тянут меня. Я удивился несказанно, как такое может быть, что меня тянут, если я здесь. Я даже сказал об этом своему другу, но он меня не услышал. Он возился со мной, тем, внизу. Пытался делать мне искусственное дыхание, массаж сердца, слушал пульс, заглядывал в глаза, дико ругался и кричал на меня. Потом загрузил в коляску, как сумел, и не жалея мотоцикла помчался в город. Тот я, лежащий в коляске не шевелился и вообще был как вещь. А я этот, наблюдал все как-то сверху, нисколько не отставая от мотоцикла, причем не чувствуя при этом никакого движения. Мне не было больно, не было страшно, я просто был рядом и наблюдал. Так мы домчались до больницы, здесь меня взяли в оборот. Правда, я не заметил особой рьяности, но мне делали все, как положено. Кололи уколы, даже в сердце, били током, накачивали грушей легкие, а со стороны было видно, что делают они это все