Макарена 2005. Полная версия - Страница 4

рядом с ним – Казановских; вот, сияя на солнце бронзовым колоколом, золотится часовня Святого Якова, вот – иезуитская школа, рядом с ней – монастырь кармелиток.
И в центре, словно жемчужина, сияет золочеными башнями и витражами, поражает своим величием и великолепием – королевский дворец.
Радзеевский въезжал в Варшаву, как триумфатор. Теперь ОН наведет здесь порядок. Из дорожных сундуков был извлечен малиново-алый кунтуш, отороченный черным лисьим мехом. Перья на шляпе он заменил, пока ехал в карете. Холопка до блеска начистила ботфорты, а жупан сиял золотом парчи. Он ждал, что эта глупая француженка выйдет к нему из дворца с просьбой о защите.
Она не вышла. Она выбежала, лепеча что-то на своем языке.
Она слезно умоляла спасти ее и короля от пана канцлера, который выздоровел от нанесенной ему Радзивиллом раны. Сейчас он в канцелярии, и она, королева, требует его арестовать. Радзеевский ухмыльнулся – он слишком долго ждал этого приказа.
Заславский отрядил солдат на арест канцлера Оссолинского. Их было не много – пять или шесть человек. Зато они были самыми надежными из тех, кто сейчас был в Варшаве.

-Вы могли ручаться за верность варшавской шляхты? Иероним, это было глупо.
-Это были солдаты, прошедшие Полтаву и Корсунь. По приказу Доминика они были готовы броситься даже в самое пекло!
-Ты и впрямь торжествовал?
-Да.

Оссолинский встретил солдат приветливо. Он даже представить себе не мог, что его пришли арестовать. Это было выше его фантазии.
Когда капитан отдал приказ его связать, канцлер закричал. Он понял, что вот – финал. Мерзкий, пошлый финал жизни великого человека. От кола не уйдет никто. В голове его мельтешили самые разнообразные мысли. Но, после того как у него отобрали даже кушак, пропала любая надежда на спасение, или достойную кончину – по мнению подканцлера намного благороднее было совершить самоубийство, нежели корчиться на колу.
Оссолинский был препровожден в темницу. Но даже в темнице его окружили почетом – так распорядился Радзеевский.
Ежедневно тюремщики докладывали, что опальный канцлер требует к себе исповедника и свободы. Примас ходил хмур – в своем возрасте он сохранил очень ясный рассудок, и все отлично понимал. Канцлер был его старым другом, а дружба, прошедшая испытание временем – самая крепкая. И теперь примас мерил шагами Варшавский собор, не в силах помочь своему другу – как полномочный представитель короля теперь правил Радзеевский.
А самого короля все не было. Королевой было разослано множество посольств – одно из них было направлено даже в Белую Церковь. В этом месяце вернулось только одно – от казаков, но оно было напрасным - у казаков не было даже следов короля.
Вице-канцлер Радзеевский принял решение, которое в данной ситуации было очень рискованным – отправить послов к туркам.
Во главе посольства решено было поставить самого сведущего в турецком менталитете человека – подскарбия Лещинского, который провел в Стамбуле два года.
Эта мысль родилась у вице-канцлера в тот момент, когда он наблюдал следующую сцену - Лещинский рассказывал герцогине де Круа о турецких нравах. После непродолжительного рассказа «маленькая герцогиня» упала в обморок.
Радзеевский знал о Турции не так и много. Но мог сделать вывод, что обычаи этой страны Лещинский усвоил в совершенстве.
Вместе с подскарбием в посольство уехало множество знатных поляков, в том числе региментарий Ланцкоронский. Изъявил желание туда ехать и сам примас – он не мог находиться в городе, где в заточении томился его друг.
Посольство отбыло. Тянулись недели, а короля все не было.
Вице-канцлер похудел и осунулся. Даже Заславские, с которыми ему всегда было весело, ничего не могли поделать. Радзеевский знал, что сейчас, в отсутствие короля он очень слаб – любой, кому он не угоден, сейчас мог написать донос королеве. А та, в свою очередь, буду крайне пугливой, посадила бы его под замок. Рядом с Оссолинским.
Кончался сентябрь. Подули ветры, холодные и влажные. Во дворце Заславских не тушили каминов.
Ранним утром, по Алее трех дворцов (она называлась так, потому что соединяла в комплекс три дворца – Казановских, Заславских, и дворец Батория (мы называли его королевским)), процокали копыта – множество копыт. Радзеевский поднял голову – видимо, вернулось посольство к туркам. Необходимо было спросить их о результатах – хотя бы для приличия.
Холопки одели пана вице-канцлера. Тот, в изнеможении опираясь на трость, спустился по широкой лестнице.
И увидел пред крыльцом дворца грубый тарантас. На козлах восседал турок. Янычар из отряда Кизляр-бека.
Пан староста удивился - перед воротами канцелярии нечасто останавливаются тарантасы, где на козлах сидит янычар.
Полог откинулся. На Иеронима Радзеевского смотрел, улыбаясь, король Речи Посполитой, шведский принц Карл I Фердинанд Ваза. Рядом с ним сидел човарджи Кизляр-бек и мурза Тугай-бей.
Король спросил, отдал ли Радзеевский приказ наточить кол.
Подканцлер судорожно сглотнул. Он знал, кому предназначался кол. В его голове замелькали картины недолгой подканцлеровской, жизни, в которых он, Радзеевский,