Ангел приносит фатум - Страница 12

тотчас же, как прочтешь телеграмму. Отец приедет за тобой завтра утром. Сообщи лорду Вирджилю – полагаю, он тоже должен знать.

Твоя полная печали и волнений,

мама

Люси Бендорф Чарльзу Бендорфу, 6 мая 1880 г.

Здравствуй, Чарли.

А мне только что передали твое последнее письмо. Заметь, я не тяну с ответом несколько месяцев, хоть и знаю, что ты его никогда не прочтешь. И сам не напишешь ни строчки, и не женишься на эльфийке. И ты ошибаешься, Чарли, я смогу дорасти до твоего возраста. И стать старше тоже смогу, если только Амелия не отравит меня ласковой улыбкой.

А знаешь почему? Потому что ты мертв, Чарли. Потому что Ангел существует, и мы множество раз пили с ним чай. Потому что проклятый Вирджиль доверился самому мирозданию. Потому что сорок миль между Липой и Ветром означают испытание и смерть.

Я убила бы Амелию Стаффорд, если бы это дало хоть малейшую надежду вернуть тебя обратно. Я убила бы Амелию Стаффорд, если бы она была хоть в чем-то виновата. Но Амелия здесь не причем, это все крылатое мироздание. А Амелия спит, она в коме. Как и полгода назад, до того, как пришел Ангел.

Знаешь, Вирджиля я бы тоже убила. Просто за то, что мы пара. Просто за то, что Амелия понимала это лучше нас самих. И за то, что он не хотел ухаживать за мной тогда, на балу в честь дня рождения его матери.

А знаешь, Чарли, ведь Амелия действительно видела всех нас насквозь. Она видела даже то, что мы сами о себе знать не хотели. И она действительно была всемогущей. Девять ступенек, помнишь? И счастливой она, наверное, тоже была. Знаешь, с каким удовольствием она читала статьи Уильяма Смита? И я знаю почему! Потому что он философ, потому что он историк, потому что он не слеп. Он видит, что Фатум, любимое детище мироздания, ненавидит весь мир. А весь мир – слишком много для одного королевства, даже если у него есть Зеркало мистерий. Поэтому Зеркало больше не откликнется. Поэтому Его Величество ждут печали и потери. Вот о чем писал мистер Смит, я разобралась в его статьях.

Амелия, наверное, была справедлива? Если не она, то кто? Но почему от этой справедливости так больно? И почему мне так хочется запустить в Алестера «Сказаниями разных стран и веков» Этелреда?

Обещай мне, Чарли, что, если встретишь в потустороннем мире нашего Ангела, то спросишь у него, какое число отвечает за справедливость, и пришлешь мне столько же призрачных роз. И может быть, он снова ласково тебе улыбнется. Хотя бы тебе.

Обезумевшая от печали и выплакавшая все глаза,

Люси

Глория Бендорф Мэриан Розалин Бендорф, 1 июня 1880 г.

Здравствуй, дорогая Мэри.

Ну вот и лето пришло. Как погода у вас в столице?

К сожалению, мне нечем тебя обрадовать – жизнь в Старой липе размеренна, тиха и по-прежнему печальна. Смерть Чарльза как будто забрала у поместья все краски. Никто теперь не смеется в саду, не декламирует поэтов-романтиков и уж тем более не строит нелепые теории о том, в каком из далеких княжеств могли бы жить эльфы.

Люси до сих пор не хочет никого видеть. Все мы знаем, как близки они были с братом. Порой мне кажется, что вместе с Чарли на тот свет ушла самая светлая и веселая частичка ее души. Бедная девочка сама на себя не похожа. Похудела, побледнела и целыми днями листает философские трактаты, которые забрала у Стаффордов. У них в Яблочном ветре, кстати, атмосфера не лучше нашей. Несчастная Амелия снова в коме, и никто не знает почему. Это случилось в тот же день, когда не стало Чарльза. Мисс Стаффорд как ни в чем не бывало легла спать и до сих пор не просыпалась. Как будто последние полгода всем просто померещились.

Ну да не о Стаффордах речь, а о Люси. Я уж не знаю, что с ней делать. Она почти не разговаривает, ни со мной, ни с Джоном. И почти не выходит из библиотеки. Разве что рано утром идет в конюшню, сама седлает лошадь Чарльза и  до завтрака объезжает его любимые маршруты. Пару дней назад я предложила ей вернуться в город, развеяться. Там как раз снова выставляют ее любимого Фейбера. Но она отказалась наотрез, да в таких выражениях! Всегда знала, что  философские труды – совершенно не подходящее чтение для молодой леди. Но отчитывать я ее не стала, не решилась. Сегодня-завтра должен приехать лорд Вирджиль – вот он ее пусть и воспитывает. Он единственный, кого она неохотно, но все-таки соглашается слушать.

Знаешь, Мэри, а он, кажется, влюблен в нашу девочку. Я тебе и раньше это говорила, вскоре после бала в честь дня рождения его матери, помнишь? Но ты лишь недоверчиво хмыкала. Так вот, теперь я в этом уверена еще больше! А главное, Люси, хоть и дерзит ему не меньше, чем всем нам, но не отталкивает. В прошлый его приезд они даже играли на фортепиано в четыре руки. Реквием Милберна, правда, играли… ну да хоть какое-то разнообразие среди дней, наполненных библиотечной пылью и знакомыми до каждой травинки тропами.

Будь уверена, Мэри, скоро настанет время лиловых платьев* [Пр. авт.: лиловый в 19 в. был цветом траура во время свадьбы]. И в Липу вернутся краски.

Искренне твоя,

Глория Бендорф