Скрепя сердце - Страница 5

Ох, и страшна та была! Глазки маленькие, чёрные, нос огромный, зубы изо рта торчат. Сама худая и острая, как рыбья кость. Смело забралась девица на ковёр, потому что сказала себе: «Я узнаю имя твоё». И улетели они в логово ведьмино.
 И стала работать девица в пещере. Смирной была, все наказы исполняла – подмести, убрать, по воду сходить. И прошёл месяц в той пещере, а ведьме-то не хотелось есть девушку. Больно хорошо со всем справлялась. И следующий месяц прошёл, а за ним и другой. И била её ведьма, и за власы таскала – ни слова жалобы не слышала, всё сносила девица. 
 Подумала ведьма, что так и будет теперече всё, да вот однажды полезла её раба за дальним кувшином, да весь шкаф с посудой и ведьмиными снадобьями опрокинула. И разлетелись бы все ведьмины силы, но втянула всё она носом. И решала тогда злая старуха сгубить девицу. Да и голодна шибко была к тому времени. Повелела  натаскать со склонов скалы веток, да принести воды побольше.
 И всё было готово.
 Говорит тогда девица: «Ах, хозяюшка, только добро от тебя видела. Да уменьем скольким научена была. Как хоть звать-величать тебя, бабушка, чтоб с поклоном благодарность тебе воздать». Чудно было ведьме, что благодарить её хотят да кланяться. И польстилась она сим да ответила: «Нет имени у меня ныне, а до той поры, как драконом-джином было подаровано мне бессмертие, звалась я Маори. Теперь живо, кланяйся и полезай в котёл».
«Нет, – ответила девица. – Тоур-эр-тэ масс-ар-баш, Маори, тоур-эр-тэ. Не будет надо мной власти твоей, Маори, тоур-эр-тэ масс-ар-баш». Ойкнула старуха и так и села на пол. А девица продолжала: «И вот тебе моё слово, тоур-эр-тэ масс-ар-баш, Маори, тоур-эр-тэ, не сможешь ты колдовать и зло причинять и лишь тогда ты выйдешь из этой пещеры, когда откажешься ты от своего бессмертия, Маори, тоур-эр-тэ масс-ар-баш».
И взвыла страшно старуха, и вскочила с пола, расставила свои руки-крюки и как взлетела, да как понеслась к девице, а та выпрыгнула из пещеры и повалилась на песок. Смотрит, ведьма бьётся о воздух, как об стену, а вылететь не может.
Встала девица с песка, отряхнулась и побрела себе обратно в деревню. А старуха так и осталась в заточении до скончания веку, так как не было у неё духу отречься от бессмертия своегошнего. Мудрая же девица домой вернулась, к родителям.
Вэйтэ заканчивала говорить, когда Гвейтарин уже почти засыпала. В камине ещё долго потрескивал огонь, сладостно томила его теплота.
«И почему, та девица спасала именно змею, – думала девочка, погружаясь в дрёму. – Змеи они опасные, ядовитые. Та джинница должна была быть кем-то прекрасным. Например, той белой птицей, которая иногда прилетает на тихое озеро. Белые, как пена, крылья, тонкая шея… Определённо, ею. А с ведьмой я бы сразилась, ведь я тоже крепка сердцем…»
Но мысли и образы расплывались, и Гвейтарин погружалось в сон. Так проходило её детство. Она редко играла в городе с другими теккеями, предпочитая общество старой и мудрой Вэйтэ всем детским проказам и развлечениям. Миновали девочку и прельщения яркими нарядами и косметикой. Вэйтэ говорила, что естественная красота всегда себя проявит, лишь бы личико было умыто и тело чисто и свежо. 
А когда на позвоночнике девочки стал появляться первый пушок, Вэйтэ стала по вечерам подолгу расчёсывать её длинные, вьющиеся огненные кудри и приговаривать. «Ты, моя девочка, из рода теккей. Тебе выпала счастливая доля родиться пернатой пташкой. И вскоре ты должна будешь выпорхнуть из гнезда и навсегда забыть ко мне дорогу. Ты рождена, чтобы быть счастливой. А что такое счастье? Счастье – это быть свободной от проблем, забот и желаний. Счастье – это поступать, как вздумается. Петь и танцевать – это тоже счастье. Так пой же и пляши, веселись и ни о чём не думай. Только знай, ты будешь привлекать очень многих людов. Но ты не спеши. А раз полюбишь, то иди на всё ради него…»
Однажды Гвейтарин не удержалась и спросила: «А почему ты не пошла на всё ради того, кого любила?». Вэйтэ знала, что девочке уже рассказали её, синего чулка, историю и со вздохом ответила: «Я боялась. Боялась кары богов, проклятья моего народа, боялась, что он разлюбит, что на чужбине меня не примут – всего. Я была молода тогда. А теперь – и жизнь прошла. Ты, Гвейтарин, ничего не должна бояться…»
И даже тогда, лёжа на корабельных досках, она не боялась. Ей казалось, она лежит на койке в стареньком доме Вэйтэ, где жарко и пахнет морем, а старушка, у которой она ни разу не бывала с того дня, как ушла навсегда, тихо дремлет за своей пряжей.

3
     
 – Сколько! – вспылил солтос. – Да я замучаюсь отчёты писать и за половину требуемой