|
ТЩЕТНО.
День первый.
Нас закрыли. Круглый зал, диаметром метров десять, вход, пять колон и струйка воды из стены - все наше хозяйство на ближайшие полтора месяца. Плюс к тому полнейшая темнота и весьма неприятный холод, идущий от каменных стен и пола. Без одежды будет не очень легко.
Первым делом, оставшись одни, мы уселись друг напротив друга. Я предложил познакомиться и немного рассказал о себе. Моего нового товарища звали Диаклом, и история его жизни не очень-то отличалась от моей: деревенская нищета в многодетной семье, постоянное недоедание и труд от рассвета до заката, и так до десяти лет. Потом встреча с миссионером, орденскся школа и служба Ордену, правда, в отличии от меня не в канцелярии, а в экспедиционных отрядах. Судя по всему, человеком Диакл был хмурым, неразговорчивым, и оттого рассказывал о себе без желания, короткими скупыми фразами привыкшего к действиям, а не к беседам. Я бы предпочел для совместного заточения кого-нибудь более общительного. Но кто знает, по какому принципу подбирают пары для посвящения.
Немного поговорили о предстоящем нелегком испытании. Фактически, это был мой монолог с не очень вразительными диакловскими репликами. Мы сошлись на том, что протянуть пятьдесят дней без еды крайне трудно. Я предложил меньше двигаться, больше спать и медитировать с полным расслаблением мышц и отключением сознания. А чтобы не тронуться рассудком: регулярно беседовать на разные темы, вести философские и теософские споры.
Для начала же решено было исследовать наше жилище. В темноте, на ощупь, мы двинулись вдоль стен в разных направлениях от входа.
День девятый.
Боль в желудке удается заглушить большим количеством воды. Не очень то и полегчало, но все же не так скверно,. И голова перестает кружиться.
Странно: Диакл не так страдает от голода. Хотя, ничего удивительного: экспедиционщики - народ закаленный, тертый.
Человек без еды может прожить месяц, даже дольше. Если он крепок и достаточно упитан. При использовании специальных методик - полтора, два месяца. Так я думал, готовясь к посвящению. Тогда все казалось элементарщиной. Сейчас в голову лезут мысли - не самообманом ли я занимался? В сытости и тепле легко представлять себя выдерживающим любые трудсности. В холоде и голоде больше всего пугает, то, что так холодно и голодно будет еще целый месяц.
День тринадцатый.
Желудок с трудом принимает воду. Много не выпьешь, будто он сжался до размеров наперстка. Но все же я каждый раз встаю и иду к роднику. Можно было примоститься недалеко от источника, но такая прогулка самое лучшее в данный момент наслаждение: лежать нет уже никакой возможности - ломит все кости. Он постоянной неподвижности тело стало негибким и непослушным. И даже ползание на четвереньках вызывает дурноту, а любое движение - боль в суставах. Но все эти страдания показывают, по крайней мере, что я еще жив. Да и размяться хочется, хотя на это совсем нет сил.
День восемнадцатый.
Холодно, голодно. Но одно желание перебивает все остальные - пить. Но к воде идти, точнее ползти, опасно - там залег Диакл, и он хочет меня убить. Он уже кое-что пытался предпринять, но я и так чувствую его желание. Излишне быстрыми были его движения, когда я последний раз пил воду. Слишком тяжело он дышал. Словно хотел броситься на меня и задушить.
Тупой необразованный скот. Это о Диакле я понял с первых наших диспутов. Но хитрый и изворотливый, как многие обделенные умом люди. Теперь мне ясен расчет магистров: посвящение - это не просто испытание тела и духа, но и проверка разума в борьбе с животной силой и решительностью. Проще говоря: либо я, либо он.
И "либо я" предпочтительней. А для этого нужны силы.
День двадцать превый.
Я так и не успел его убить: он умер сам. Сперва я почувствовал запах. Видимо, Диакл скончался еще тогда, когда я посчитал, будто он хочет на меня напасть.
Если бы я опередил голод, то, может быть, и прошел бы испытание. Я бы разбил ему голову о каменный пол и выпил кровь. Теперь он закаченел и протух. Можно подождать, и тление сделает плоть мягкой и поддатливой... но тогда я умру от отравления трупным ядом.
День тридцатый.
Хорош слуга Господа, вспомнивший о нем к концу жизненного пути.
Но все же, Господи, прибери меня раньше, чем позже. Терпеть уже нет мочи.
Вот и испытание я не прошел, хотя и доживу, может быть, до того момента, когда откроют дверь.
Я ведь убить хотел. Что еще надо?
Недостоин я, Господи, как есть недостоин.
День тридцать пятый.
Интересно, когда я умру? Смерть не приходит, словно и забыла о моеи существовании. Я не могу пошевелиться, вздыхаю, наверное, раз в минуту. И кожа так натянулась, что рот не закрывается. Хотел попить, но сил едвали хватило засунуть под струю голову.
День сороковой.
После завершения испытания я обрету такой вкус к жизни, что ради всех благ буду верой и правдой служить Ордену, и не помышляя о предательстве. Может так?
Или все эти муки сделают меня нечувтвительным к пыткам и ухищрениям противников Ордена. Может и так.
Сотни и сотни вариантов, которые одинаково подходят и одинаково абсурдны. Слишком долго. Слишком. Просветиться мне и месяца бы хватило.
Что тогда? Что я должен понять?
И о боже, как есть то хочется! Уже сколько времени я просто не ощущал желудок, словно этого органа и не стало вовсе. И вот снова приступ голода, дикий, жестокий. Режет, крутит, давит...
Все бы отдал...
День сорок пятый.
Наверное, в глаза бьет свет. Но я все равно ничего не вижу - это от недоедания. Такое впечатление, что у меня нет тела - я его не чувствую. Единственный мост с реальностью - слух.
"Говори брат," - кто-то мне шепчет в ухо.
"Что?" - хриплю я. Или мне так кажется.
"Что ты понял, брат?"
"Все тщетно."
"Говори, брат, и мы избавим тебя от мук".
"Все тщетно!"
Меня спросили еше три раза, а потом тот, который говорил, поднялся и сказал кому-то: "Помер". Я кричал, я бился, я молил пощупать пульс, взывал к внимательности. Но все действительно было тщетно.
Господи, если я умер, то почему мыслю? А если жив, то что ждет меня на следующий день?
|
