ПОВЕСТЬ О ЛЮБВИ.
Я откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул. На-ко-нец! Не-писателю трудно понять, что такое закончить творение. Именно так. И никак иначе. Написать можно все, что угодно, но сотворить - только творение. Я не льщу себе, но передо мной лежал шедевр, не мировой может, но мой личный - безусловно. Сколько я в него вложил...
- Ай да я, ай да сукин сын...
Я аккуратно взял пухлую стопку листков и взвесил их в руках. Сокровище. Я радовался, просто радовался, и причина моего счастья состояла их двухсот страниц рукописного текста.
И тут зазвонил телефон.
- Слушаю...
Увы, говорил не слон.
- Привет.
Я вздохнул.
- Привет.
И мы оба замолчали. Я слышал лишь ее дыхание, неестественно громкое. Значит, опять напилась.
- Я. Тебя. Не. Люблю.
Сказала и бросила трубку. В этом она вся. И в этом ее ни капельки. Вот такая она противоречивая натура. И любил я ее притиворечиво. Как и она меня. Как мы оба болели чувством под названием любовь. Болели долго, тяжело... Неизлечимо для нее. Для меня...
Опять звонок.
- Я тебя тоже не люблю! - заорал я в трубку.
- А я был уверен в обратном, - получил я ответ.
Макс, мой лучший друг, превый же мой читатель, корректор и цензор. Но слава богу, крепче дружбы нас ничего не связывает.
- А, это ты... Извини, Ольга названивает...
- Понятно... Ну что, дописал?
- Дописал, дописал...
- Вечером буду...
Вечером он, конечно, был. Большой и шумный, он лишь на час умолк: когда читал мою писанину. И еще на пару минут: когда ее осмысливал.
- Гениально, - наконец, сообщил он, укладывая листки на столик. - Шедевриально... Как на самом деле и есть... Не ожидал...
Прирожденный оратор, Макс начинал говорить отрывисто и бессвязно лишь в состоянии шока, в данном случае - литературного (его собственный термин).
- И как решил назвать?
- Просто: "Повесть о любви".
- Иначе не назовешь... - Макс уже отошел от моей гениальности и теперь энергично размахивал рукописью, прихлебывая коньяк. - Если честно: это о вас с Ольгой?
Я кивнул.
- Отчасти.
- Черт... Вдвойне гениально. Я видел ваши африканские страсти, но не предполагал, что они... такие. Принеси лучше еще бутылочку...
Я пошел на кухню, обдумывая реакцию Макса. Такую реакцию, которую я и ожидал... До чего же здорово, оказывается, жить и особенно писать.
В зале затрезвонил телефон. Сегодня прямо Смольный.
- Возьми трубку! - крикнул я, нарезая лимон.
- Кто звонил? - спросил я через минуту, появляясь в зале с очень аппетитным подносом. Макс сидел в кресле, как то неестественно ссутулившись. Что-то не так, понял я. И убедился в этом, когда он на меня посмотрел.
- Звонили из милиции... - просипел он, взял рукопись и засунул ее под мышку...
...В морге рядом с нами стоял усталого вида капитан.
- Она, видимо, хотела отравиться... Мы нашли много таблеток снотворного. Но потом передумала. Повесилась. На самом деле это редкость. Женщины вешаются крайне редко.
Я смотрел на бледный профиль. Она была так же красива, как и при жизни. Только неестественно тонкая шея отталкивала от себя взгляд.
- Это... она... Лирина... Ольга... Ивановна...
...Мы долго молча сидели в машине Макса.
- Где повесть?.. - спросил я.
Макс тяжело вздохнул.
- Пусть она побудет у меня, - тихо сказал он.
- Отдай.
Макс повернулся ко мне.
- Нет, не отдам. Я знаю, что ты с ней сделаешь. У вас, писателей, один ответ: в топку. А ты - гений. И я в этом убедился. Ты создал настоящий шедевр о любви... О вашей с Ольгой любви... Она погибла... Но не умерла. Она будет жить, в твоей повести... Пусть это будет памятник...
Он говорил еще долго. А мне не хотелось спорить. Хотя бы потому, что я понял одну истину: хорошо написать о любви может только тот, кто не любил, потому что познавший это чувство никогда не сможет вразумительно об этом рассказать, как бредивший не сможет рассказать о деталях своего бреда.
Увы, я никогда не бредил любовью... А "Повесть о любви" была всего лишь творением... И только.
|