ТАМ ТЫ ВСТРЕТИШЬ ВСЕХ.

- Пошла вон.
Глупая баба тащилась за мной, хваталась за ноги и что-то причитала. Смотреть на нее было противно.
- Пошла вон. - Отталкиваю ее. Она начинает громко выть. Хочется залепить ей пощечину. Опухшее, заплаканное лицо, когда-то даже казавшееся мне привлекательным, сейчас выглядело тупым и отталкивающим. Дура, как и они все.
Сегодня я украл еще немного чужого счастья. А немного ли? Смотря на очередное вселенское горе местного масштаба, задумываешься, доживет ли ее носительница до вечера.
Ерунда все это. Стерпит и не такое. Недельку поплачет, погорюет. Сетуют на слабость, а на деле двужильные, подольше мужиков живут.
А как все хорошо начиналось, Впрочем, начинается все всегда хорошо. Я об этом всегда забочусь.
Симпатичная вдовушка, весьма упитанная в денежном плане. И настоящей любви никогда не знала. А сорок лет - последнее цветение перед старостью - самый подходящий возраст для большого и настоящего чувства.
Неужели месяц счастья не перевесит недели горевания? Настоящего, непотдельного счастья и лживого горя? Никогда не верил в женские слезы и в их же причитания. Искренне лишь выстраданное. И внутренее. Не верьте словам и действиям, они суть обман. Правдива только мысль.
Я не оборачиваюсь на крики. Я жесток? Дарю я гораздо больше, чем отнимаю. В большей степени я отнимаю от себя. Да, я жесток, к себе в первую очередь.

- Вы интересовались их судьбами? - спрашивает священник. Голос его кроток и тих.
- Никогда, мне это неинтересно.
- Их было много?
- Сотни.
- Неразделенная любовь повод отнять у себя жизнь...
- Не смешите меня, святой отец. Лишь один раз я испугался. Это было давно. Она молчала, когда я уходил. Она была по-настоящему несчастна. Все внешнее - лживо. Слезы - бутафория, атавизм, способ вывидения из организма лишних солей, и не болнее того.
- Красть чужое счастье - грех.
- А давать его?
- Сравнивать свои деяния - грех еще больший.
Исповедуюсь я после каждой аферы. И слышу, как правило, одно и тоже.
В душу мне запали слова одной старой гадалки. "Там ты встретишь всех". Что же они мне скажут?

Я привязан к столбу. А они идут. Десятки, сотни, тысячи.
- Ты был слишком красив, - шепчут одни.
- Мы были влюблены в тебя, - шелестят другие.
- Ты повинен в нашей смерти.
Они все ближе и ближе. Некогда красивые. Таперь страшные.
- Ты будешь страдать как мы. Ты будешь страдать больше нас. Ты будешь страдать вечно.
Они рвали мое тело зубами и руками, а я хохотал.
- Глупые бабы,- кричал я. - Вам было проще убить себя и отправиться в ад, чем быть искренними с собой.
Лживые дуры, думал я, утопая в боли.