Посвящается Руне Скорби.

Это было не так уж и давно – как только закрою глаза, так явственно вижу. Он появился передо мною внезапно, как и положено демонам, просто не было его – и вот он, тут, стоит и отряхивается, и плащ шелестит, как целлофановая упаковка. Надо же, какой подарочек! Я в них до этого дня и не верил, а тут точно понял, что это – демон, а не заблудившийся толкиноид. Совсем как с картины Врубеля, только не сидит, а стоит, и выше нормального человека, меня то есть, раза в полтора.

Ну, думаю, если это не глюк с похмелюги! – а я вчера почти что и не пил. Ну, не больше полутора стаканов... и еще две бутылочки клинского... пришли тут ко мне бывшие сослуживцы... Поморгал глазами, помотал головой – да нет же, не исчезает, тут стоит и моргает в ответ. Одним глазом, потому как другой тряпкой закрыт. Тряпица драная, и плащ на нем какой-то жалкий, посявканный.

Дрожит он и кутается, а потом радостно так сообщает: «Ну и погодка у вас тут, хоть волков морозь! Про запас...» А я рассердился, спрашиваю: «А зачем про запас? Что вы с ними делать-то будете? И вообще, какими судьбами вы у меня оказались?»

Демон вздохнул и присел на краешек стула: «Выгнали меня... совсем выгнали... за Грань Мира... Кто же знал, что за гранью еще один мир окажется? И вот я у вас. Приютите?» Я ему отвечаю: «С какой это стати я должен всяким неблагонадежным демонам политическое убежище давать? Я, может, сам недавно как выгнанный, ни за что ни про что...»

«О, собрат по несчастью, - возопил демон и бросился, чтобы меня обнять, но я вовремя отстранился. – Если и у вас ни за что ни про что карают, то вы меня поймете, обязательно поймете! Только послушайте». Вид у него при этом был жалкий и настолько смешной, что какая-либо угроза с его стороны показалась мне нереальной. Демон снова опустился на стул и скургузился, трясясь мелкой дрожью.

И тогда – а что мне было делать? – я поставил стаканы и налил водки. Демон грустно взглянул на меня: «Простите, но я не могу». – «Не пьете принципиально? Или водку?» - «Нет. Я бы выпил, но...» - и тут он выпростал из-под плаща свои руки и протянул мне. Батюшки! Кисти отрублены, и недавно, если я что-то понимаю в демонской физиологии. Это-то меня и пробрало.

Вобщем, не стал я его выгонять, даже и не пытался. Напоил, хотел накормить – да закуси не нашлось, вчера все подъели. Водка возымела свое обычное действие – демон перестал трястись и ежиться, а на меня накатило великодушие, на котором я в свое время так погорел – говорило же мне начальство: не пей на службе, раз от водки добреешь. Вобщем, включил я диктофон, листок и ручку достал и приготовился слушать.

«Это было не так уж давно – для меня, а вам это показалось бы древней историей. Было нас десять братьев, десять строителей нового мира. Старший брат назывался – Порядок. Следующими были: Объединяющий и Разделяющий, Работник и Охотник, брат Память и брат Забвение, Воитель и Исцеляющий. Десятым был я.» - «А как тебя звать?» - «А это обязательно? Зови меня Денис – ладно? У тебя в детстве был друг, его звали Денис. Помнишь, вы с ним сочиняли «Приключения дурака»?» - «Помню, но ты же – не он» - «Ну так что ж... я – тот самый дурак, о котором вы говорили...» - «Не вижу связи» - «А этого и не надо. В Универсуме существует слишком мало принципов и слишком много вещей, которые подходят для их иллюстрации. Дурак – один из принципов Мироздания, но я не хочу, чтобы ты меня так называл, ибо в вашем мире это слово – ругательное. Теперь, впрочем, и в нашем...» - «Ничего, если я буду звать тебя – Дэнис? Дениску я слишком хорошо помню, и не представляю его имя в обращеньи к тебе»

«Как хочешь. Так вот, едва появившись на свет, мы стали трудиться. Брат Порядок сказал, что есть Генеральный план, о котором ему поведал наш Создатель. Мы все согласились, хотя этого самого Создателя и в глаза не видали. Каждый стал делать то, что должен – обязанности распределил Разделяющий, а Объединяющий осуществлял контроль за последовательностью исполнения и взаимодействием исполнителей.

Работник трудился более всех, и не жаловался – он это любил. А брат Охотник трудился только тогда, когда была у него на это охота, а больше всего любил гоняться за... ну, вобщем, когда Работник начал создавать то, что бегает, Охотник стал играть со всем этим в догонялки на жизнь, и назвал это словом «охота». Кому – охота, а кому – и нет. Подозреваю, что бегающим, за которыми гонялся Охотник, совсем неохота с ним в это играть, но приходилось, ибо их мнением не удосужились поинтересоваться, а ставкой в игре была их жизнь.

Когда Охотника спрашивали, зачем он это делает, тот отвечал – а пусть учатся бегать быстрее. И тогда брат Разделяющий разделил всех бегающих по принципу источника пищи, и одни бегающие теперь гонялись за другими, чтобы их съесть. Охотник обиделся, но не подал виду, только стал гоняться за поедающими других, называя их злобными тварями.

Вот так он и набрел на людей. Я не знаю, как они появились – с некоторого времени даже Работник не мог уследить за всеми изменениями в мире животных, как мы окрестили всех бегающих тварей. Любое слово, что было неосторожно обронено любым из нас в дружеской беседе, вызывало изменения в сотворенном мире, но какие – мы могли только догадываться. Брат Порядок призывал нас к дисциплине мысли, и мы, конечно, старались, но получалось из рук вон плохо, особенно – у меня.

Когда Охотник встретил людей, то тут же наехал на меня – «Только наш дурачок Дэнис мог придумать животных без клыков, когтей и шерсти, что не могут постоять за себя». И решил исправить эту ошибку, уничтожив их до последней особи. Не знаю, может, и я их придумал, но я не виноват... Я лишь хотел пошутить, когда высказал мысль, что неплохо бы нам, демонам, иметь там, на земле, кого-то похожего на себя, чтобы было с кем перемолвиться словом, когда братья не хотят тебя слушать... Что бы то ни было, а я решил их спасти, и пришел к ним с огнем и мечом – нет, не так, как ты думаешь, я просто научил их разжигать огонь и делать оружие.

И никто из братьев об этом не знал. Они оказались умненькими, эти голокожие твари, гораздо умнее других животных, и быстро усвоили мою науку, и когда Охотник явился к ним в следующий раз, его осыпали градом стрел, а потом ткнули в физиономию факелом (так и остался он на всю жизнь краснорожим, хотя и говорит теперь, что это у него от натуги, когда дует в свой охотничий рог). И тогда Охотник заорал – «Это все Дэнис, я знаю, он меня ненавидит! Он вообще ненавидит нас всех, потому что Порядок имеет власть, Разделяющий умен, а Объединяющий – мудр, Работник креативен, а я – инициативен...» и так далее, в том же духе. Призвал меня брат Порядок и спрашивает – «Это правда, что ты всех ненавидишь?» - «Нет, - отвечаю. – Некого мне ненавидеть, мне никто не сделал плохого. Просто вы слушать меня не хотите, а мне тоже хочется с кем-нибудь поговорить. Вот я и создал себе собеседников» - «Ну, так и ступай к своим собеседникам, и чтобы я тебя здесь вовеки не видел».

И я отправился к людям. Они мне обрадовались, будто ждали только меня, и я стал их учить. Чему может научить дурак? – спросите вы. И ошибетесь! Дурак может научить очень многому. Пока я жил среди братьев-демонов, меня все шпыняли, ругали и унижали всяческими способами. Иногда мне хотелось вообще не появляться на свет, но может ли демон самоубиться – для меня до сих пор остается загадкой. И вот, я придумал, как не обращать на это внимание. Когда тебя унижают, доказывая, будто бы все, что тебе близко – несовершенно, убого и недостойно существования, надобно исказить слова говорящего, чтобы то, что он говорит, и стало «несовершенно, убого и недостойно». Иногда это получалось так здорово, что помогало вскрыть истинные мысли говорящего, иногда – похуже, и затемняло смысл сказанного, но я старался! и с каждым разом у меня получалось все лучше и лучше.

Я совершенствовал это искусство, я любил его, как единственное свое оружие, надо ли говорить, что я обучил ему любимых мною существ, как только они стали настолько умны, чтоб воспринять его. И они назвали его смехом, и научились смеяться. С этих самых пор я уже не волновался, что кто-то из братьев сможет получить над ними власть, даже если захочет – они не подчинялись даже мне самому, высмеивая меня при каждом удобном случае. Я не обижался, ибо я их любил...

Они оказались на удивление смышлеными, совсем не так, как все остальные – вместо того, чтобы совершенствовать свою собственную природу, начали использовать то, что находили вокруг себя, для улучшения своей жизни, так что за период, достаточный лишь для одной братской беседы демонов, стали сравнимыми с ними по силе.

И тут на нас опять обратил внимание брат Порядок. И сказал – «Какой непорядок, что животные хотят сравниться с нами по силе. Это все брат Дэнис, это он их испортил. Надо бы его покарать». И они пришли за мной, чтобы меня покарать. Но люди меня спрятали, и бились с демонами. Но демоны оказались сильней. И тогда я сказал – «Отдайте меня моим братьям, ибо иначе и вы погибнете, и меня не защитите».

Они не хотели, но я сбежал, и предстал перед братьями, и меня взяли и заточили в темницу. Там было темно, холодно и ужасно скучно. От нечего делать и чтобы размяться я стал придумывать разные штуки и смеялся над ними, и братья услышали это, и сказали – «А он там не скучает», и выпустили меня наружу. А во тьме остались все мои вымыслы, и назвали все мои шутки «тварями тьмы». Сами по себе они не очень-то страшны, просто надо их не бояться, как не боялся их я, и убивать их оружием смеха, но люди этого просто не знали.

Ибо, пока я сидел в темноте, к людям пришел брат Порядок и дал им законы. И первейшим законом было: «Да не смеет равняться сотворенный (то есть человек), с предвечными (то есть демонами)». Он объявил серьезность – достойной, а смех – глупым и низменным, истину – непостижимой, и доступной только демонам, а людям оставил право слушать их и им подчиняться.

Когда я вернулся к людям, меня забросали камнями... синяков насажали, выбили глаз... Ничего, я на них не в обиде, просто они еще маленькие и глупые, их еще воспитывать надо, но совсем не так, как это делали мои старшие братья. Ибо брат Объединяющий распахнул настежь двери темницы, и выпустил тварей тьмы на землю, и отправил их к людям, говоря, что это я, Дэнис, создал всю эту мразь, чтобы их мучить.

И они поверили, ибо забыли меня. Твари тьмы расплодились, и стали теснить людей, заполняя их сны и преследуя в минуты ослабленья контроля разума над инстинктами. Некоторые твари вселялись в слабых людей и издевались над ними, заставляя делать вредные и неразумные вещи, и тогда я понял: то, что для меня – хиханьки, для них – угроза существованию.

И я пришел к ним – не так, как ранее, а обряжаясь во внешность своих братьев, и учил людей не бояться, и боролся с тварями, уничтожая их и загоняя в клетки своих насмешек. Люди вздохнули свободно, и возблагодарили – не меня, а моих братьев, ибо думали, что это они избавили их от чудовищ. Но это было еще не все. Мои братья, запретив людям равняться с ними, поставили вне закона любое творчество, ибо оно заключается в придумывании небывалого ранее и воплощении придуманного в реальность. Ремесла, искусство – все это топталось на месте, познание нового зашло в тупик – ибо «нет истины нигде, кроме Закона, данного нам Вселенским Порядком».

Откуда им знать, что брат Порядок действует в одном нашем мире, и вовсе не является чем-то значительным во Вселенной. Мне стало скучно, ибо не о чем было перемолвиться словом с людьми. Мне стало и боязно за них, ибо любое изменение условий существованья повлечет за собой их гибель – подчиняясь жестким законам, они не смогут приспособиться. И я стал действовать подобно темным тварям – пробираясь в их сны, подбивал не подчиняться законам, используя ослабленье контроля разума над желаниями, побуждал к творчеству...

Тех, кто послушал меня, объявили отступниками и стали преследовать – вплоть до физического уничтожения. И я собрал их, и построил крепость в высоких горах, и стал их правителем. Мне было нужно, чтобы они преодолели притяженье земли и узнали, что существуют миры, где брат Порядок бессилен, где свой порядок, свои – иные – законы, и где есть только один незыблемый и всеобщий закон – Закон природы, заложенный свойством изначально существующей материи.

Но мы не успели. Нас засекли мои братья, и пошли на нас войной. Мы сопротивлялись, и продержались мы долго, но братья вознамерились уничтожить весь созданный мир, лишь бы искоренить нашу ересь... И я предложил братьям сразиться со мной, надеясь, что победив меня, они не будут преследовать моих учеников...

Как же! Уже тогда, когда я висел, прикованный к этим горам, мне дали узреть их смерть и гибель всех моих начинаний. И я обливался слезами, и выл, не в силах стерпеть эту муку, а вовсе не из страха перед судом. А меня судили – точнее, возводили напраслину, обвиняя во всех своих ошибках и ляпах, вплоть до перекоса орбиты (а что, прикольно – пусть и жители тундры узнают, что существует тепло, а те, кому довелось жить на юге, не все время мучаются от жары).

Брат Память зачитывал список моих преступлений, а остальные добавляли из своих личных запасов. Брат Воитель все время перебивал чтение, требуя прикончить меня, а брат Забвенье повторял – «Давайте простим и забудем». Когда кончились мои слезы, и горе притупилось во мне, я хотел посмеяться над ними, выкинув очередную шутку, но голос меня не послушался, и я стал жестами показывать, что они дураки, и гораздо большие, чем я сам. Жесты были не сказать, чтоб приличные...

И брат Воитель взъярился, и ударил мечом мне по рукам, и отрубил мне руки. Больно, конечно... Но в этот момент я почувствовал, что свободен, и взлетел... Я летел над ними, как птица – летел и гадил, и они испугались, что теперь люди будут смеяться над ними, и более не показываются перед людьми в своем истинном виде, ибо от них специфически пахнет. Но за мною они погнались, и брат Охотник выпускал по мне свои стрелы, а брат Воитель пытался зарубить мечом. Вдвоем они так размочалили перегородку между мирами, наделали столько дыр и щелей, что брат Работник вместе с братом Целителем до сих пор залатывают, и не залатают вовеки. И меня поймали, и вышвырнули в одну из дыр – как они говорят, за Грань Мира. К вам...»

Демон умолк и опять зябко поежился. Я выпоил ему всю оставшуюся водку и задумался – чем помочь. Не знаю, как-то сразу я поверил ему – уж больно бесхитростным был рассказ, слишком наивным и жалким был рассказчик, чтобы заподозрить его во вранье. Когда я слушаю человека, то ощущение лжи возникает где-то на третьей минуте – если он врет. То ли во взгляде, а, может быть, в жестах, а, может, в некоей оболочке, окутывающей человека, когда он говорит не то, что думает, причина моей догадливости, но инстинкт меня еще не подводил.

И я спросил его – «А чем я могу помочь? Ты хочешь вернуться туда, это правда?» - «Да, хочу, - отвечал демон. – Но если вернусь, то ничего не смогу сделать, ибо сил у меня не осталось. Хотя... я теперь чувствую себя значительно лучше...» Он откинул полы плаща и взглянул на свои руки – «а раны-то затянулись!» Действительно так, да и выпрямился он, и лицом посветлел.

Зато мне – поплохело. Навалилась усталость, заныло под ложечкой... «Так ты меня пожалел! – демон поднял брови домиком и его лицо озарила детская улыбка. – Прости, не хотел тебе навредить. Ты сам понимаешь, чужие чувства я не могу регулировать, а всякий, кто обращает на меня благосклонное внимание, кто жалеет меня – делится со мной своей силой. Ты не бойся, у тебя это пройдет, а впоследствии попытайся быть со мной... как-то поравнодушнее. Если бы таких было много, никто бы не почувствовал ничего, но ты ведь один, и, переливая в меня свою силу, ты можешь и... умереть...» Демон снова нахмурился, и взгляд его потух.

Погоди! Так вот оно что! А ведь, зная это, я тебе помогу. Надо лишь рассказать твою историю множеству людей – и тебе посочувствуют. Только рассказать надо красиво, художественно... написать повесть... Матерьяла лишь маловато, а выдумывать я не умею. Все криминальные истории, что так помогают мне зарабатывать деньги на ниве литературного негритянства, действительно прошли через мои руки. Я умею писать только правду, украшая ее фантазией лишь для того, чтобы она выглядела убедительнее, чем сама реальность.

«Нет проблем! – воскликнул демон. – Я тебя прокачу. Хватайся за плечи!»
Присел, наклонился и подставил мне спину. То, что я прежде принял за плащ, оказалось крыльями, и, развернув их, демон шагнул – через стену. И тут же мы оказались в воздухе.

И мы летели над горами и равнинами, над лесами, занимающими миллионы гектаров, над великими реками, рядом с которыми наша Волга – не более чем ручеек. Мы опускались к селениям, и, незримые, заглядывали в дома, я вслушивался в звуки чужой речи, и внезапно начал ее понимать. День сменялся ночью, прошло лето, пролетела короткая осень, и на землю опустилась снегами зима...

Мы видели бедные лачуги пахарей, мы вдыхали ароматы кузен и кожевенных мастерских, мы кочевали с пастухами и скотогонами, мы посещали шумные ярмарки и тихие кладбища, мы видели выступление запрещенных повсеместно шутов – а через полтора месяца их публичную казнь...

Впечатления впитывались в меня, как ливень в рыхлый песок, и жадный взгляд требовал – еще! Я, наверно, полюбил этот мир – слишком яркий, будто во сне, контрастный, как свет прожектора во тьме полярной ночи, по-детски наивный и по-детски жестокий. Будто кто-то полоснул меня ножом по душе, будто кто-то подсыпал приворотного зелья... Я вернулся больной – этим миром зараженный навеки.

Я вернулся в вечер того же самого дня – зажглись фонари и соседка включила телевизор на полную громкость – шел сериал. Не обращая внимания на своего демона, я уселся писать, и писал всю ночь и весь день, пока меня не свалила усталость.

Он сидел рядом, и когда я останавливался, полуфразой или одним даже словом наводил меня снова на мысль. Всем дерзким шуткам, на грани фола, которыми богата моя первая книга, я обязан ему. За месяц мы сделали два тома по триста страниц. Я похудел на девять кило и стал похож на Фредди-Крюгера, разве что лицо не облеплено туалетной бумагой. Но я был счастлив – так, как никогда не был счастлив и никогда не буду уже в своей жизни. А потом начались муки издания...

Никто не хотел брать мою книгу – имя у меня никому не известное, фентези пишет всякий, у кого есть компьютер, и рукопись не удосуживались даже открыть. Наконец, отчаявшись, я выложил книгу на сайте. В первый день никто не пришел, и так продолжалось с неделю. Я в то время не знал, где и чем себя рекламировать, но случай был ко мне благосклонен.

Бесцельно бродя в «паутине», я наткнулся на статью, с апломбом вещающую о кризисе жанра. Обозлившись сверх меры, я накатал автору открытое письмо, и выложил там же, на форуме. С этого и началось! Сперва – по капле, по два-три человека, на третий день – более тридцати пришло взглянуть на мою книгу, к концу недели число посещений перевалило за сотню в день, дальше – приблизилось к пятистам, к концу месяца мою книгу прочли более двадцати тысяч человек.

Демон ликовал, я же погибал потихоньку. Работа литературного негра не сочетается с писательством, деньги я давно уже все истратил, и фактически голодал. Нет, я устроился сторожем на овощную базу (в охрану меня брать не хотели, уж больно дохлым я тогда выглядел), но получки надо было дожидаться еще полтора месяца, а есть хотелось сейчас. Когда я посетовал на это вслух, демон поднял брови домиком и удивленно сказал – «Так что ж ты молчишь? Нет ничего проще!»

Спустя неделю я уже имел контракт с одним из уважаемых столичных издательств. Жаль, что из сети пришлось книгу изъять, но теперь я разместил там рекламу «Мира Дэниса», таково было ее название. Тридцать тысяч разошлись влет, готовилась допечатка...

Обрадованный, я не заходил в сеть две недели, а когда зашел, ничего не понял сперва – почтовый ящик не открывался. Просто он был так переполнен письмами, что у моего компа не хватало оперативки все загрузить.

Восторженные отзывы вдохновили меня, но более всего они порадовали Дэниса – он прыгал по комнате, как орлан-переросток и хлопал сизыми крыльями, взметая недельную пыль. Его портрет на обложке, сделанный мной из реального фото, такой печальный и жалкий, уже ни в чем не походил на сегодняшнего Дэниса, боевого и прямо-таки раздувающегося от сознания собственной значимости, как индейский петух на птичьем дворе. Он был слишком шумен и шкодлив для малогабаритной квартиры, он перебил мне всю посуду, разломал последний стул и отбил край у раковины на кухне. То, что он ничего не мог взять в руки, еще не значило, что он не попытается это сделать. Увещевать расходившегося демона было бесполезно – он не слушал.

И очень скоро все это мне надоело. Как-то к вечеру, разлив по стаканам мартини, я сказал торжественно: «Ну, вот, пришло время прощаться... Ты уже очень силен, и, надеюсь, победишь своих врагов.» «Одной левой!» - отозвался весело Дэнис. «А я благодарен тебе – от себя и от всех читателей за подаренный тобою портрет вашего мира» - «Ну, бывай!» - «Счастливо!» - «Тебе того же...»

Демон хотел меня обнять, но я отстранился, и он, развернувшись резко к стене, хлопнул крыльями и исчез. Только большое перо, кружась, опустилось на стол.

Началась моя новая жизнь – без демона. За три года вышло в печать еще три продолжения – образ этого мира не хотел меня отпускать, и они получились весьма неплохи, хотя сравнить с первой книгой их уже было нельзя. Я купил новый компьютер, авто – подержанную иномарку, но большую часть денег все же конвертировал и перевел в надежный банк, ибо знал, что успех мой недолговечен, еще пара лет – и мир Дэниса все позабудут, увлеченные очередными «звездными войнами». Сочинить что-то принципиально новое я не мог – во-первых, я не выдумываю, а пишу правду, во-вторых, писать о чем-то, кроме того, однажды виденного мною, мира мне казалось предательством. Я подготовил пути отступления, чтобы на старости лет добавлять к скудной зарплате и пенсии какие-то денежки.

Но не тут-то было. Мне не дали спокойно пережить свои книги! Поклонники «Мира Дэниса», недолго думая, сформировали фанатский клуб – сперва один, потом – второй, третий, и принялись с увлеченьем отыгрывать все Дэнисовы приключения заново, извращая по мере отхождения от оригинала. У одних он все больше превращался в некую сатанинскую личность, озабоченную лишь собственной властью, у других – в подобие древнегреческого Диониса, у третьих же приобрел черты спасителя мира, чуть ли не Христа. Напрасно я возмущался – Дэнис не был ни первым, ни вторым и не третьим, из легендарных образов я ему могу сопоставить лишь Локи, да и тот слишком уж хитроумен, чтобы иметь такое детское восприятие мира; фанаты Дэниса, как и его противники, были непреклонны, и знали лучше меня, что я хотел сказать той или иной фразой.

Я перестал отвечать на их письма – это было не результативнее, чем слепому объясняться с глухим. Кто-то обиделся, но в целом стало принято «уважать молчание Мастера», как к тому времени стали меня называть.

Но это были цветочки! Однажды меня разбудил звонок от издателя – ко мне направлялся целый полк журналистов. О чем мне с ними говорить? Может, запереться и не впускать в квартиру? Нельзя – ответил издатель. Это – не пресс-конференция, к которой готовишься загодя, и знаешь все вопросы, что будут заданы, но не менее важно, ответственно и особенно сложно... Ибо только что известные деятели РПЦ подали требование в Комитет по Культуре, чтобы запретить новые издания моих книг, как открытую пропаганду сатанизма... А еще участились случаи хулиганских действий, напоминающих поведение Дэниса в первой книге... И три подростка госпитализированы в психдиспансер с острыми расстройствами психики, они называют себя «аватарами Дэниса» и творят черт знает что – поджигают взглядом предметы, переносятся мгновенно из одного конца города в другой, могут парить в метре от пола...

Ну тут, я ответил, лечить надо не этих подростков, а тех, кто это о них говорит. То же самое я сказал журналистам. И после, во всеуслышанье, объявил, что своим вымыслом, я подчеркнул – именно вымыслом, я не хотел подвергать сомнению и расшатывать какие-либо устои нравственности и морали, в том числе христианской, что мой Дэнис нисколько не хуже, чем Локи, и что на основании этого ведь не запрещают «Старшую Эдду».

А что мне оставалось делать – сказать, что написал так, потому что воочию видел, и попасть вслед за подростками в психбольницу? Нет, ребята, не дождетесь... я не Дэнис, я умнее, и увечить себя – что физически, что морально – не дам.

Что началось с моими (то есть, Дэнисовыми) фанатами! В чем только меня ни обвинили! И в обмане их светлых надежд, и в предательстве собственного таланта, и в том, что я «искалечил им жизнь»... Одна девочка так и сказала – «После вашего интервью я поняла, что Дэнис вам доверился зря, вы – такая же ограниченная особь, как все эти взрослые». Далее она сообщала, что ей надоел наш тоскливый и зашоренный мир, и лучше она найдет способ свести счеты с жизнью, чем будет продолжать бессмысленное прозябание.

Я не мог не откликнуться, тем более что подобные настроения звучали не только в приватах, но и на форумах. Эк всем запал в душу мой Дэнис! Я ведь тоже в свое время его почти полюбил – так не убивать же эту любовь в наших детях. Пусть лучше Дэнис будет их идеалом, чем бандюга с толстым карманом. И я стал писать письма. Сотни, тысячи писем! Всем отчаявшимся, разуверившимся подросткам. Я писал им, что Дэнис, несомненно, существовал, а, может, и еще существует, не важно, где и когда, но – не здесь, и афишировать это совсем необязательно, давайте сделаем вид, что он – просто выдумка, и в него мы не верим. Помните историю про Галилея и святейшую инквизицию? Помните анекдот про сумасшедшего и кирпич? Так пусть же не считают нас еретиками и сумасшедшими, а мы будем верить в Дэниса, как верили раньше.

Я рисковал? Несомненно. Единственное, что оправдывало этот риск, был страх за детей, разуверившихся в своем идеале. Но я не зря доверял им – ни один ребенок меня не предал, все они поступали именно так, как я советовал им, и успокоили взрослых, утверждая, что не верят ни единому моему слову.

Но потом стало хуже. Ибо за Дэниса взялись взрослые. Я не хотел читать критические и литературоведческие статьи, заводящие ум за разум, а фантазию – за края Ойкумены. Мне приходилось. Я же не литературовед, у меня юридическое образование! Я даже не писатель в строгом смысле этого слова – моя фантазия бедна, будто комната пьяницы. Я не знаю, что такое архетипы и архаическое сознание. Я просто все это видел и слышал. И думать об этом более не хочу.

За исследователями потянулись богоискатели... В сети появились Дэнисовские и Антидэнисовские сообщества, начались Дэнисовские вечера и чтения, то тут, то там возникали дискуссии между представителями официальных религий и дэнисопоклонниками... РПЦ вновь выступила с требованиями запретить все книги о Дэнисе. По иску, предъявленному Московской патриархией, мои книги требовали не только прекратить издавать, но даже изъять из продажи еще не проданные экземпляры, как пропаганду сатанизма. Отбоярился... не так уж это было и трудно – учитывая доход от продаж... Но если бы только это...

Полтора месяца назад ко мне обратился один человек с вопросом, знаю ли я о том, что существуют тайные общества Дэниса, и то, чем они занимаются. Оказалось, что, спекулируя на имени Дэниса, руководители этих обществ занимались ничем иным, как зомбированием членов, дабы вытрясать из них движимое и недвижимое имущество подчистую. После чего их принуждали вести преступную деятельность, ибо «сам Дэнис преступал закон и порядок». Ни больше, ни меньше!

Я не поверил. Я провел свое собственное расследование – не только в сети, но и в реале. И я убедился...

И тогда я решил – а что мне оставалось делать? – публично отречься от Дэниса, объявить его выдумкой чистой воды, в которую верят лишь те, кто не преуспел в этой жизни. Вера в Дэниса – синоним никчемности и несостоятельности человека, как личности, психической ущербности и убожества мысли... Как преуспевающий человек, я мог это сделать...

Вот и все.
Нет!
Вчера в полдень ко мне завалился Дэнис собственной персоной. Лохматый, кривой, сшибающий все на своем пути Дэнис, демон, который даже стакан ко рту поднести не сможет, чтоб половину не расплескать... Веселый Дэнис, сыплющий шутками на грани приличий, Дэнис, который всегда знает, где выход, и никогда не отчаивается так, чтоб насовсем. Дэнис-победитель. Об этом он сообщил мне сразу же, как предстал передо мной. «Все! Раздолбали, без единого удара всех раздолбали! Как ты написал свои книги, ваши кинулись искать проходы в наш мир. И отыскали – это же дети! Они пошли за мной без раздумий. Пришли и другие – постарше, что были против меня, и примкнули к моим братьям. И что бы ты думал – эти последние меня и спасли. Что они устроили во вражеском стане – в сказке не описать...» «Это называется демократия...» «Это называется брехальня! Они перессорили моих братцев вдрызг, и мне пришлось их мирить. Теперь я у них – за старшего, и слежу, чтобы снова не перегрызлись.» - «А что – люди?» - «А что с ними сделается – живут. Иногда приходят ко мне – за советом. А так я ими не правлю. Они же взрослые, сами за себя отвечают. Дети – другое дело, я с ними играю. Слежу, чтобы их не обижали... Так вот...»
«Дэнис»
«Что?»
«А я ведь предал тебя – сказал, что это я тебя выдумал. Ты, наверно, меня не простишь.»
«Глупости! Мало что ты говорил – важно, что сделал. Полетели, посмотришь мой мир!»
«Полетели!»
Я протянул к нему руку, но она прошла сквозь него. Мгновение – и мой демон исчез. Я убил его? Или он просто вернулся? В тот мир, что ярче любых наших снов... В тот мир, где он играет с детьми...

Прости меня, Дэнис, я не хотел. Я – кирпич. Просто – кирпич на веревке у сумасшедшего.