|
Пальцы Энакина Скайвокера уверенно мелькали над приборной панелью. Неимоверная скорость лишь щекотала нервы. Черная точка флаера Гривуса впереди неумолимо приближалась. То и дело вокруг вспыхивали разряды бластеров. Они не ожидали такой крупной рыбы, они были не готовы к гонке. Но Энакин – это Энакин. Даже на этой медлительной машине он оставался собой, потому его и послали вслед за киборгом. Сразу. Не дав даже высадить спутников. Обернувшись, он увидел бы побледневшие лица Падме и Оби Вана, вжавшихся в неудобное сиденье открытого флаера. Осторожнее. Быстрее. Не дать врагу скрыться из виду.
Энакин давно разочаровался в идеалах светлого ордена джедаев. Погрязшие в косности и догматизме, они отрицали все понятные и естественные проявления жизни, а то добро, которое они защищали, на поверку оказывалось жестоким и скупым. Жизнь одного человека мало стоило здесь, подавленная беспрекословным благом всех. Жизнь имела ценность лишь как нечто всеохватывающее и абстрактное. Он пытался это понять. Может быть, даже мог. Но не мог принять.
Когда-то он верил, что джедаи не зря зовутся рыцарями, и до сих пор ощущал на губах горький привкус разочарования. А разочаровавшиеся романтики становятся циниками.
И все же он продолжал служить Ордену. Служить, видя червоточину внутри него. Он делал то, что умел и то, что доставляло ему удовольствие. Он был пилотом от Силы. Гением своего дела. Он был тем рыцарем, которым хотел стать – пусть слово джедай и не вполне подходило ему. И еще он был достаточно умен, чтобы понимать, что Галактике нужны стабильность и мир. Что они нужны ему и его Падме. Они сражался не за идеалы – за людей. Он сражался для себя.
Не думать. Не вспоминать. Есть только приборная панель и враг впереди. Уклониться от выстрелов, резко нырнуть вниз, не сбавляя скорости. Сердце подскочило к горлу, сзади раздался испуганный вскрик. Все отлично. Он выровнял машину. Минута, две – и он сможет нагнать порожденное безумным воображением конструктора чудовище. Завершить изматывающую войну. Главное сейчас – собраться. Всего себя, всю душу вложить в движение машины, стать ею.
Мимо исполинских деревьев. Над зловонными испарениями озер. Одно неверное движение, один поворот – и только дымящиеся обломки будут напоминать о них. Машину заносит влево. Слишком резко. Энакин закусил губу. Руки слились с рычагами. Глаза бесстрастно фиксируют новую опасность.
Машины сопровождения давно отстали. Хотелось недобрым словом помянуть джедайскую нерасторопность, но времени для слов не было. Два других спидера пытались взять его под ручки. Металл о металл высекал искры. Выстрел. Один превращается в груду горелого металлолома. Второй… Второй решил повторить не-помню-чей-подвиг. Пошел на таран.
Новые выстрелы. Мимо. Увернуться. Резко забрать в сторону. Машину тряхнуло. Почти перевернуло на бок.
Крик.
Страшный, до сих пор стоящий в ушах женский крик.
Второй спидер врезался в дерево.
Побелевшие пальцы давят на тормоз. Назад. Подобрать. Успеть. Скорость была не такой большой. Все хорошо. Все хорошо, правда?
- Энакин, нет! Мы должны догнать его! В твоих руках судьба Галактики!
Он не разбирал слов. Он знал, что они звучат так. Или чуть иначе. Смысл у них был один.
У джедаев нет эмоций.
Сзади – другие машины. Они подберут ее, они ей помогут. Она бы поняла. Она бы поступила так же.
Да. Она бы предпочла благо всех.
Джедаи ей помогут. Он знал.
- Энакин!
Он сорвался с места. Вперед. Вперед за почти исчезшей из виду точкой. Мир – мутное пятно вокруг. Он успеет. Он уничтожит Гривуса. А когда вернется, живая и невредимая Падме будет ждать его.
Он успел. Сила была с ним.
Маску Гривуса можно выставлять на всеобщее обозрение как символ победы.
Вот только Падме его не ждала.
Он не слышал, как ему говорили про внезапно напавший отряд дроидов. Его не интересовали подробности сражения. Его не волновало - почему.
Они выиграл для них войну.
Он спас, как они и хотели, Галактику.
Он заработал тихий мир для себя и своей любимой.
Но Падме больше нет.
Нет даже ее тела.
- Смирись. - Мудрый, спокойный голос. Голос в звучании, которого – лишь сознание правоты. - Радуйся за тех, кто слился с Силой. Жизнь одного человека – ничто. Она бы гордилась тобой. Ты сохранил то, ради чего она боролась и страдала.
У джедаев нет привязанностей. А тем, что появились, хорошо бы исчезнуть. Недеяние не противоречит уставу джедаев, неспасение может быть оправдано. Но их руки чисты. И польза несомненна.
У джедаев нет эмоций.
Но Энакин – в душе давно не джедай.
Гнев, ярость, боль, то, что всегда жило в его душе, вскипело вырвалось наружу. Он ненавидел их. Он поверил им – и лишился единственного, чем дорожил. Единственного, что у него было.
Он сам в полной мере не осознавал происходящего. Разум щелкнул тумблером и отключился, оставив лишь безумную, всесжигающую ярость. Тускены отняли его мать. Джедаи – его Падме.
Первые были животными. Вторые – частью его жизни.
И сейчас они так спокойно излагают ему давно известные и избитые постулаты хранителей добра, мира и справедливости. Благо всех оправдает все.
В припадке неистовства человек способен совершить многое. Он не чувствует ни физической боли, ни угрызений совести. Он не видит лиц умирающих, взрослых, детей – неважно. Он просто идет, сметая все на своем пути.
Так Энакин и шел. Меч в его руках стало сверкающим вихрем. Храм наполнился запахом горелой плоти.
Потом гнев иссяк, но уже не осталось джедаев, чтобы порадоваться этому. И одновременно иссяк воздух в груди. Исчезла та сила – или Сила? – что не давала опустить руку, смириться, проиграть.
Победитель был один над телами убитых.
Потом – вровень с ними.
Грудь стала одной почерневшей раной. Там, где раньше механическая рука соединялась с телом, темнел ожог, но Энакин сам не помнил, когда начал драться левой. Во многих местах тело было прожженно до кости.
Боли не было. Было полное безразличие ко всему. Был потолок над головой. Был кровавый закат за окнами, багровый пожар там, где еще недавно простирался голубой лоскут дневного неба.
Потом раздались шаги, четкие удары двух пар сапог. И еще одни – неторопливые, чуть шаркающие. Кто-то поднял его.
Людьми, так легко уничтожившими несколько десятков рыцарей, не разбрасываются. Особенно теми, кто одной ногой стоит в могиле, зато другой – на Темной Стороне. Теми, кому незачем стремиться назад к свету.
Потолка над головой тоже не стало. Энакин падал во тьму.
Когда падение оборвалось, мир стал другим. Мир остался снаружи, в то время как он был закован в черный доспех, черный панцирь боли, разочарования и понимания того, что пути назад нет. Там, где прошел огонь, осталась остывшая зола.
А на далекой поросшей гигантскими деревьями планете для Падме наступало утро. Утро после долгой и полной кошмаров ночи. Она потянулась к комлинку – надо было связаться с кем-то. С Энакином, с Оби Ваном, с кем-нибудь, кто придет и поможет ей. Им. Она отчего-то была уверена, что с ребенком, о котором она никому еще не сказала, все в порядке.
На Корусканте была холодная ночь. Осколки звезд хрустели под сапогами Дарта Вэйдера.
_________________
Желтый и пушистый как цыпленок
|
