Нашему клубу 3 года.
По этому поводу был устроен конкурс малых литературных форм на тему лучников.
В кафе "Полная чаша".
/кафе как кафе, ниче особенного/
Жюрили участников, с общего согласия, Елена Альчик - президент Томской Федерации Стрельбы из Лука и Арбалета и Настя Нагаева - вицепрезидент Томской... и т.д. и т.п.
Призовой фонд, опять же с общего согласия, поделили на 2 части - 2 тыр за рассказ, 1 тыр за стихи.
Приз за рассказ получила Ликильфо (в миру Оксана), приз за стихи Sensey (Алексей).
Ниже опубликованы все эти рассказы и стихи и опрос. Можно проголосовать.




Sensey

***
Увы, мадам, я далеко не рыцарь
В доспехе светлом, с поднятым забралом.
Я не стремлюсь на подвиги. Во славу
Прекрасной Дамы я не буду биться.
Искусство благородного убийства
Не для меня – нас рыцари не любят.
И ни один из них мне не забудет,
Что в колчане моём шальная Смерть гнездится.
Да, лучник я, и тетивы злой скрип,
И фырканье стрелы, и тело лука,
Дрожащее в руке – такая мука,
Но сердце не сбоит и разум спит.
Не меч и щит, но лук, кинжал и стрелы.
Не боль от ран, а боль друзей потери.
И не понять – мы люди, или звери?
И на войне не слышишь птичьи трели,
Не слышишь шорох трав и, в общем, пошло
Смывать с рук кровь – её на пальцах нет,
Как в рукаве запрятанный стилет
Живут воспоминания о прошлом.

***
Уходи, убегай прочь.
Спеши, если есть ещё силы.
Ты же знаешь, что прожитый день -
Как попытка любви с нелюбимой.
Ты знаешь: есть воля, есть небо,
Есть земля, не впитавшая боли.
...Ведь закат - это эхо рассвета -
Ты и это когда-то помнил.
Убегай, уходи - слышишь?
Отблеск стали не помнит живущих.
Темнота под руками дышит,
Темнота становится гуще.
Ubi nihil - ты слышишь? - nihil -
Так бывает, поверь, так бывает.
Пустота о тебе не вспомнит.
Пустота о тебе не знает.
Значит, время сотрёт с кинжала
То ли кровь, то ли чьи-то слёзы,
Значит, зря у виска дрожала
Тетива, разбивая грёзы.
Как понять, что стрела находит
Свою цель, и стремится слиться
С человеком в одно? Выходит,
Что не ты, а стрела - убийца?
Уходи, избегая мыслей,
Уходи через море боли.
Если смерть вдруг тебя настигнет -
Значит, долг ты вернул с лихвою...


Феликс Ясневский

ЛУЧНИКИ (Сон об Азенкуре)
То не дождь барабанит по телу
Хоть бы он на мгновение стих
Это снова английские стрелы
Ищут щели в доспехах моих
Полчаса под железной метелью
Королевский приказ наступать
Но для многих земля, уже стала постелью
Тает, тает французская рать
С нами рыцарей было немного
А спесивых баронов не счесть
Но и те и другие отправились к богу
Не успев даже в стремя залезть
Ну а те что остались сражаться
Проклиная сбежавших пажей
Не успели к пехоте прижаться
И давно превратились в ежей.
Мы зажаты как волки на псарне
Нас тут всех перетопчут как кур
Ведь не даром же здешние парни
Это место зовут Азенкур.
Отрывисто английский прозвучал
Шесть тысяч рук налившись кровью вен
Смерть отпустили, вслед ей промолчав
До времени закончив наш катрен
То не дождь барабанит по телу
Хоть бы он на мгновение стих
Снится мне что английские стрелы
Ищут щели в доспехах моих

Вересковый воин (Роланд Бедли)

ОДИН-ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС
У нее не было второй попытки. Не было еще одного шанса. Одна стрела - одна жизнь - одна смерть.
Набравшись храбрости, она на мгновение высунулась из своего укрытия - неглубокого, густо поросшего жухлой травою оврага, дно которого было сплошь усыпано сгнившими еловыми шишками и опавшими иголочками хвои.
Овраг находился на самом краю огромного палаточного лагеря, над которым гордо реяли, развеваясь на ветру, цветастые знамена самого Короля.
День едва только начал клониться к закату, но обитатели лагеря уже вовсю праздновали свою победу. Терпкие вина, скабрезные шутки, громкий смех - никому из рыцарей даже и в голову прийти не могла мысль о том, что все это время за ними пристально следила пара внимательных глаз, покрасневших от пролитых накануне горьких слез.
Оглядевшись, девчушка вновь юркнула в свою "нору". Пары секунд ей, коренной жительнице диких лесов, вполне хватило на то, чтобы запомнить всю, вплоть до невнятных мелочей, обстановку лагеря. И, самое главное, точно определить расстояние от оврага до огромного, расшитого причудливым узором шатра, в котором отдыхал сам король.
- Тост! - до чуткого уха девушки донесся хриплый мужской голос, сильно заплетающийся от обильного количества выпитого. - П-поднимем же... ик... эти кубки за нашу славную... ик... победу.
- Да, - раздался в ответ другой, не менее пьяный голос. - За нашу победу. Создателя в свидетели, мы все же выжили всех этих проклятых дикарей с нашей земли. - Тост! - разнесся по всей округе дружный крик. - За Нас!
Сморщившись, девушка в отвращении сплюнула на землю. Грязные скоты! И как только мать-природа позволила им родиться на этот свет?
- .... они дрались, словно звери, - некоторое время спустя услышала она обрывки уже другого, не менее пьяного разговора. - Но куда им было до нас? С их-то копьями, луками и звериными шкурами, вместо броней?
- Да, и не говори даже! А их женщины? Эти курвы дрались не хуже мужчин! Одна все время пыталась выцарапать мне глаза....
- Еще бы! Если бы тебя повалили на землю двое здоровенных мужиков, ты бы тоже, небось, царапался.
- А то как же! Но такой ярости я еще не видал. Она не угомонилась даже тогда, когда я что есть мочи пнул ее в живот, а потом сорвал накидку и....
Дальше она слушать не стала - не было больше сил. Если бы она могла, то прямо сейчас выдрала бы мерзавцу его грязный язык.
- Я бы добрался и до ее отродья, но девчонка, будь проклята она Создателем, шмыгнула от меня в лес. А жаль. Девка-то, самый сок была!
- Бедняжка, - с издевкой промолвил другой голос, - лучше бы ей было достаться тебе, чем Аталлику.
При звуках этого имени девчушка почувствовала, как что-то в ней закипело. Вся прошлая ночь и весь последующий день пронеслись перед ее глазами за какую-то долю секунды. Яростные крики, всхлипы, полные боли и агонии стоны, безжизненное тело ее матери, истекающий кровью, израненный стрелами отец, затоптанная лошадьми пятилетняя сестренка, которую так и не успели наречь справным именем.....
От ужасных мыслей ее оторвал другой, более-менее трезвый голос, который во всеуслышание объявил:
- Его Величество Король!
Все разговоры тут же смолкли. Оборвался на высокой ноте чей-то пронзительный смех, запнулись на полуслове двое спорщиков, перестали громыхать друг об друга наполненный до краев кубки.
Девчушка мигом подобралась. Насторожилась. А потом, сжимая в одном кулаке коротенький тугой лук, а в другом ту самую единственную стрелу, которую она сама выточила из наконечника отцовского копья, осторожно выглянула из оврага.
Никто ее не заметил. Все до единого взгляды были обращены в сторону королевского шатра. Затаив дыхание - заметят, или нет? - девчушка принялась наблюдать.
Король, вышедший из шатра, был молод, очень молод. Но в каждом его движении - в походке, во взгляде - чувствовалась сила. И власть. Власть над жизнями других.
- Вчера мы наконец-то закончили то, - откашлявшись, завел свою речь король, - что начал во дни своего правления еще мой отец. Мы наконец-то искоренили дикие племена, населяющие наши границы. Вчерашняя битва была последней. Завтра мы возвращаемся домой. Вы хорошо послужили мне, и заслужили свою награду!
С этими словами молодой король поднял над головой золотой кубок и слегка пригубил из него. Рыцари молча отпили из своих чаш.
- Празднуйте свою победу! - провозгласил король, и ответом ему был дружный вопль радости.
- Да здравствует король!
- Слава королю Аталлику!
- Долгих лет жизни королю!
Рыцари кричали, орали и смеялись. Но она не обращала на эти крики никакого внимания. Она не отрывала своего взгляда от молодого, чистого, такого красивого лица короля. Лица, которое ей навсегда запомнилось горящим огнем похоти, горящим нестерпимой, неутолимой жаждой крови.
- Празднуйте свою победу, - прошептала она, и, натянув тетиву, плавно пустила свою единственную стрелу в полет. Сделала все так, как и учил ее отец - лучший охотник племени.
Смех и громкие крики надежно укрыли звонкое пение летящей к своей цели стрелы.
И стрела достигла ее. Попала в самое сердце, насквозь пробив декоративную королевскую кольчугу.
Аталлик умер еще до того, как упал на землю.....

Ликильфо

Вольный стрелок.
-Дедушка Чи-Эль-Хо, а правда, что в те времена, когда лицо твое было гладким как лик луны и ты не носил еще оружия, наше племя было самым могущественным?
- И стрелы наши не знали промаха, а воины – горечи поражений?
- А дух Великой Стрелы наполнял сердца отвагой, руку крепостью, а сердце мудростью?
Десяток пар блестящих мальчишеских глаз, выражавших удивление и восхищение одновременно, жадно впились в лицо старого воина в ожидании захватывающего дух рассказа о доблести минувших времен.
- Эх вы, пострелята неоперенные, едва научились лук в руках держать, а уже воображаете себя суровыми покорителями народов, ушей которых не достигают мольбы неприятеля о пощаде, - для порядка построжился старик, но тут же его веки сузились в хитром прищуре, пряча лукавые искорки в глубине глаз. – Да разве ж с вами, чертенятами, сладишь. Что ж, слушайте, каковы прадеды ваши были.
Во времена, память о которых жива только в песнях и преданиях, разгневали люди богов. Уж никто и не ведает, за что. Только кара их была страшна. С неба, словно лавины стрел, сыпались молнии, поражаz всякое живое существо. И не было пощады никому. И тогда любимый сын верховного бога, сжалившись над людьми, спустился к ним на землю, и, подобрав одну из молний, еще не успевшую остыть, пронзил свое сердце. Великая скорбь постигла отца, забывшего о своей расправе над людьми. Воскресил он сына, но небесная стрела навсегда лишила его бессмертия, превратив в человека. Остался он жить на Земле и дал начало новому роду искуснейших лучников. Из поколения в поколения как бесценный талисман, передавалась Стрела, спасшая людей от гибели. Племя верило, что в ней живет дух Легендарного Пращура, приносящий своим потомкам воинскую удачу и мир в общине.
В великом почтении было искусство владения луком, в котором люди видели не просто оружие, но средство проявления воли богов. Стрела Войны покоряла народы и приносила племени богатую добычу. Стрела Славы на турнирах покоряла невиданные высоты мастерства лучников. Но главной была Стрела Судьбы - Великий Закон и Заповедь племени. Никакое важное событие не могло обойтись без ее молчаливого слова. Выбирался ли новый вождь, заключался ли мир или замышлялся набег на соседей, люди спешили узнать ее волю. И верили они, что сам дух Великого Пращура направляет ее полет.
Но однажды случилось невиданное – пропала одна из дочерей вождя. Как в воду канула. На третий день она вернулась. Не единой царапины не было на ее теле, но взгляд ее обдавал ледяным безразличием, как если бы все вокруг стало серым, а цветы завяли, не дождавшись осени. С тех пор не проронила она ни единого слова, и для всех осталось загадкой случившееся с ней. А через девять месяцев родился мальчик, и был он назван Чин Вэем, что значило Темная Вода.
С раннего возраста мальчик выделялся среди сверстников: особенная манера говорить, пряча взгляд от собеседника, плохо скрываемое пренебрежение к словам старших. Даже лук он держал по-особенному, будто от его, а не богов воли зависел свободный полет Священной Стрелы. И лишь одно несомненное качество роднило его с остальными – стрелял так же искусно, как любой из племени.
Шли годы, и настало время Стреле Судьбы решить, какой из девушек предстоит стать матерью детей Чин Вэя. Однако это было известно ему уже много лет, с тех пор, как он впервые еще мальчишкой увидел малышку Ми Соль, что значит Первый снег. По традиции племени воин, которому предстояло жениться, должен был смиренно вопросить у духа Великого пращура, о том, кого уготовил он ему в жены. Девять дней перед обрядом надлежало поститься и проводить время в молитве, прося о мудром и справедливом выборе. На десятый же день все незамужние девушки уходили за пределы поселения, окружая его кольцом. Воину, стоящему в центе этого круга, завязывали глаза, и он, кружась на месте, чтобы все четыре стороны света, слившись в одну, показали волю бога, но не человека, отправлял свою Стрелу Судьбы в полет. Она и указывала на ту, которой предстояло расстаться с девичьей вольницей. Милость ли богов, мастерство ли воинов тому причиной, но только не было еще случая, чтобы Стрела Судьбы выбирала не ту, которую воин, случайно встретившись с ней, уже не раз провожал долгим глубоким взглядом.
Так должно было быть с Чин Вэем и Ми Соль. Он уже приготовил для нее их будущее жилище, устлал его богатыми коврами и шкурами зверей. Ее свадебное монисто давно уже ждало своего часа, и каждая монета, каждый камушек, заботливо нанизанный ее проворными пальчиками, хранил нежную думу о нем.
Стоя с завязанными глазами, натянув тугую тетиву, Чин Вэй прислушивался к ударам своего сердца. Оно билось так же как и всегда, словно и не подозревая о том, что сейчас должно произойти что-то очень важное. Да и откуда ему было знать об этом, если сам Чин Вэй относился ко всему происходящему как к зрелищу, созданному, чтобы разнообразить скупую на события жизнь кочевника. Пост и молитву он отмел, как обременительный довесок глупого ритуала.
Уверенная рука отпустила тетиву. Стрела вырвалась на свободу и сделала свой свободный выбор, решив наказать дерзкого человека. Ни один мускул не дрогнул на лице Чин Вэя, когда к нему, робко вытянув руки с лежащей на них Стрелой, подошла девушка, которая была прекрасна, как поцелуй занимающейся зари, но которую не звали Первым Снегом.
Тишина замерла натянутой до предела тетивой. Взгляды сотни людей устремились в одну точку – туда, где стоял первый человек, которому было сказано «нет». И он ответил тем же. Все произошло так быстро, что было трудно поверить в реальность второй стрелы, покинувшей колчан Чин Вэя и уже через секунду навсегда остановившей биение сердца девушки, которую, о боги, как вы посмели! не звали Первым Снегом.
Старый воин замолчал. Его лицо превратилось в каменную маску, под которой нестерпимая боль сводила мышцы в свирепую гримасу агонии. Но дети не видели того, что творилось под маской.
-Дедушка Чи Эль Хо, а что было дальше?
- Он ушел. Никто не пытался его остановить. Он поставил себя вне закона и закон больше не был властен над ним. Как оказалось вскоре, и над нами тоже. Дух Великого пращура навсегда покинул дерзнувших ослушаться его. Нам пришлось учиться стрелять заново. Стрелы словно ослепли, заканчивая свой полет, даже не коснувшись цели. Набеги соседних племен сильно ослабили нас, нам пришлось уйти в бедные и неприютные земли, чтобы спастись от мстительного истребления теми, кто в прошлом покорился нам. Говорят, что мы стали свободными, что теперь никто не может сделать выбор за нас. Мне ли об этом судить?..
Глядя на убегающих мальчишек, затеявших игру в Священного пращура и непокорного воина, старый Чи Эль Хо проговорил еле слышно, словно надеясь быть услышанным кем-то незримым: «Если не мне судить, то кому же? Потому что свой выбор я сделал, Чин Вэй. Я нашел тебя и заставил твое сердце замолчать, так же, как ты заставил замолчать сердце той, которую не звали Первым Снегом, но для которой предназначалась моя Стрела Судьбы».

Anatol

Стрелы богов. О том как Алтан-мэргэна не стало
Было это очень давно. Еще когда рога маралов доставали до неба, а хвосты лосей волочились по земле.
Славно тогда жили люди, очень хорошо жили. Тайга была богатая, зверя было много, ягоды, грибов, рыбы в реках. Зимы совсем не было, люди не знали как белку или лисицу добывать.
Жили бы люди так и горя бы не знали. Но стало однажды Солнце гаснуть. Красным стало как кровь, и согреть никого не могло. Стали люди замерзать.
Собрались тогда шаманы. Самые могучие шаманы собрались, самые старые. Все – седые как облака, у каждого борода белая как молоко. Три дня говорили шаманы, три дня дымились их костры, три дня они в бубны били, три дня с духами советовались.
Решили шаманы Солнце спасать.
Разложили костёр под самым Солнцем. Большой костёр, жаркий. Никто не мог к нему даже близко подойти. Только шаманы могли. Но не помог костёр Солнцу, как было оно красным, так и осталось.
Опять собрались шаманы. Опять три дня говорили, три дня костры жгли, три дня в бубны били, три дня с духами советовались.
Решили шаманы Солнцу жертву принести. Самый храбрый, самый сильный батыр вызвался за людей жизнь отдать. Но не помогла жертва. Как было Солнце красным и холодным, так и осталось.
Опять собрались шаманы. Опять три дня говорили, три дня костры жгли, три дня в бубны били, три дня с духами советовались.
Ничего придумать не смогли. Решили что пора умирать всем людям пришла.
Но вышел вперёд Алтан-мэргэн. Он ходил на охоту далеко, за самые далёкие горы. Мог зайцу на бегу уши прострелить. Много видел, разных людей и богов знал.
Сказал мэргэн чтобы шаманы опять большой костёр разожгли.
Все пошли для этого костра дрова собирать. Люди поленья приносили, а кто и деревья целые. Большие чёрные медведи принесли камни горючие, а донбетыры с Далёких гор земляное масло.
Разожгли костёр шаманы, прямо под Солнцем. Такой горячий, такой жаркий, что никто к нему даже близко подойти не мог. Даже сами шаманы не могли. Только самый старый, самый седой шаман мог.
Взял Алтан-мэргэн свой самый любимый, самый сильный лук, взял свою самую лучшую, самую острую стрелу, поцеловал жену, обнял сына.
Вошёл мэргэн прямо в костёр. И самый старый, самый сильный и мудрый шаман вошёл вместе с ним. И не горел на них ни один волосок. Наложил мэргэн стрелу на лук, растянул его до правого плеча, прицелился прямо в Солнце. Поднял руки шаман. Загорелся, засветился нож в руках. Вдвое ярче загорелся костёр, огнём наполнилась стрела. Ударил шаман Алтан-мэргэна прямо в сердце. Сорвалась тетива с пальцев, сорвалась душа мэргэна на остриё стрелы, сорвалась душа шамана вместе с ней, сорвалась стрела с тетивы. Огненной молнией полетели они прямо к Солнцу.
С тех пор Солнце не гаснет. Пока горит в его сердце душа мэргэна, шлёт оно свои лучи огненными стрелами на землю. Пока горит в его сердце душа шамана, остаётся оно горячим.

Хоббит Банго (Илья Чемякин)

ВНИМАНИЕ! Автор этого рассказа ни в коей мере не претендует на правильное, с исторической и географической точки зрения, повествование. Имена - вымышленны. Все совпадения - случайны.

Звон тетивы. Свист стрелы. И опять. Вновь, вновь и вновь. Надоело. Уже второй год мы пробивались к Иерусалиму. Оставалось не так уж много. Месяц, может два, и мы будем у цели. Еще несколько сражений, потом грабеж и долгая и счастливая дорога домой. Надоело. Не хочу. Что может быть противнее, чем день за днем месить грязь вконец изорванными сапогами, которые ты снял с какого-то турка, потому что твои башмаки начали просить каши еще на третий месяц похода? Впрочем, это было еще не самое худшее. Потом начались пустыни, пески... Ненавижу песок. Идти по раскаленным углям было бы приятнее. В любом случае, нигде не найдешь столько углей. А пески длились от горизонта до горизонта. И как выяснялось, за ближайшим барханом их было еще столько же. Проклятые песчинки забирались всюду, в сапоги, под одежду... Скрипели на зубах и едва не ослепляли, когда попадали под веки. Единственная отдушина - бои. Хотя, тут еще надо подумать, так ли это было хорошо, как хотелось бы.

- Пли! - Капитан Марсель махнул рукой и вновь туча стрел устремилась вдаль, закрывая небо, напоминая огромную стаю саранчи, съедающую на своем пути все живое и обгладывающая трупы.
Бой близился к концу, оставалось добить только левый фланг легкой сарацинской пехоты, которая каким-то чудом сумела разбить наших латников и теперь упорно неслась к штабу. Глупый шаг, откровенно говоря. У них не было никаких шансов. Еще пара залпов и их догонит отряд рыцарей, который уже виднелся из-за бархана.
Не стоит даже сомневаться, что эти расфуфыренные индюки припишут всю победу на свой счет. Обидно. Хотя не так уж и важно.
- Целься! Пли! - Марсель продолжал поднимать и опускать руку. Ряды сарацинов редели с каждым новым залпом.

Шрам ныл. Не так, как тоскливо, во время грозы, ноют некогда сломанные кости, а ныл зудяще, как будто под кожей жил маленький шмель, который постоянно гудел и колол жалом. Мало кто ожидал, что рыцари увязнут в песках, а эти, Богом отвергнутые, сарацины вместо штаба развернутся на наши ряды. Мы выпускали стрелу за стрелой, вены на руках уже начали вздуваться от напряжения, но Марсель по-прежнему приказывал стрелять. Последний залп мы выпустили почти в упор. Не каждый успел выхватить свой короткий меч и дать хоть какой-то отпор. Многие погибли. Может и грешно так думать, но идиота-капитана зарубили одним из первых.
А потом опять песок. Иногда оазисы. Редко. И песок. Недавно к нам присоединился небольшой отряд, догонявший нас из самой Генуи. Среди них есть один молодой парень. Он смешной. Рвется в бой. Интересно, как он будет думать, когда поучаствует хоть в какой-нибудь битве?

- Доброго утро, Жан. Как настроение?
- Паршиво, - ответил старый воин. - Я бы предпочел поваляться еще.
- Некогда валяться, Жан. Разведчики принесли хорошую новость недалеко отсюда собралось немалое войско арабов. Кажется, они решили повоевать всерьез.
- Ты искренне этому рад? - Шрам на щеке Жана превращал оскал в унылую гримасу.
- Конечно, ведь мы же спасаем Гроб Господень от рук сарацин. Это благое дело. Сам Папа благославил наш поход.
- Посмотрел бы я на твоего Папу, если бы он шел бы вместе со всеми. Ты вот что мне скажи. Ты Библию хорошо помнишь?
- Конечно, - обиженно ответил юноша.
- А теперь скажи мне, где в Библии сказано "убей, чтобы забрать то, что тебе не нужно"?
- Н-нигде... А к чему ты это?
- А чем, по-твоему, мы занимаемся?
Пьер насупился, молча развернулся и ушел.

Его убили вчера. Стрела в глаз. И все. Он даже не мучился. Повезло парню. Это уж точно лучше, чем умирать с голоду или от гангрены. До Иерусалима оставалась неделя ходу. Нас осталось совсем немного. Честно говоря, я не понимаю, как герцог собирается брать город с горсткой воинов... Но, ходу назад все равно нет. Кто мог, разбежался по новым землям, захватывать и грабить. Остались только те, кто привык идти до конца. Даже песок уже перестал раздражать. В голове не было уже ровным счетом ничего. Только желание, чтобы это все наконец закончилось.

Иерусалим пал. Горстки захватчиков ринулись внутрь богатого города, грабя и поджигая все на своем пути.
старый воин неторопливо брел по одной из улиц. Его рот брезгливо кривился, каждый раз, когда слышались крики убиваемых или насилуемых женщин. Хотелось только одного. Пить. Он направился к ближайшему дому. Приоткрыв дверь и убедившись, что никого нет, он начал искать воду. Почти сразу же он нашел кувшин воды и вышел наружу.

Господи, прости меня, раба твоего, за грехи мои и греховные помыслы. Ибо готов я предстать перед тобой и готов отвечать за содеянное мной так, как ты рассудишь. Позаботься о семье моей, о жене Трине и о сыновьях, Поле и Жаке, чтобы жили они долго и счастливо. Позаботься о родителях моих, чтобы жили они в спокойствии и мире и умерли легко и во сне. Позаботься о людях, на земле живущих, ибо не знают они, что творят. Позаботься и прости. Ибо мы - дети твои. Аминь.

Посреди улицы лежал старик, из его спины торчал кривой нож, а на губах застыла усталая улыбка. Невысокая детская фигура скрылась где-то во дворах.

Halva

Защитники природы
Иван-царевич встал, взял лук, вышел во двор отцовского терема, вынул из колчана стрелу и начал натягивать тетиву. Куда стрелять, он еще не решил, поэтому медленно поворачивался на пятках, пока не уперся рукоятью лука в грудь очкастого господина в костюме-двойке, с кожаным дипломатом и галстуком. За ним маячили еще двое таких же.
- Эй, вы кто? – удивился Иван. – Отойдите, мне это… стрелять надо.
- Мы – представители ЖПАО – Живоприродного Американского Общества, - сообщил очкарик. – Мы узнать, что здесь происхьодить стрельба по лягушкам. Это есть противозаконно и негуманно! Мы приехать этому воспрепьятствовать.
- Да вы что! – возмутился Иван. – По каким еще лягушкам! Я себе это… жену ищу! Мне царь-батюшка сказал стрелять!
- Мы проводить монитьоринг, - не отставал господин. – Есть возмьожность при таком выборе траектьории попасть в лягушка. Лягушка есть представитьель живой природы, охота на которую есть нарушение ее прав!
- Да идите вы со своими лягушками! – разозлился царевич. – Братья уже к свадьбам готовятся, а я еще даже невесту не нашел! И вообще, катитесь вы в свою Америку! Здесь Русь, и у нас это… суверенитет!
С этими словами Иван отвернулся от докучливого гостя и вновь поднял лук, готовясь выстрелить.
- Постойте, мистер, - вдруг сказал один из незваных гостей. – Из чего это вы стреляете?
- Из лука, - насупился Иван. – Оружие у нас такое… старинное. Вот рукоять березовая… плечи черемуховые, трехслойные. Сухожилиями подклеены. Вот тетива, на концах плечей накладки, значит, костные…
- Это есть прекрасно! – обрадовался гость. – Это замечьательно! Народный промысьел, дрьевьние традиции, исконная культьура!
- Да ладно… - смутился Иван.
- Это есть большой потенциал для развьития! – не унимались гости. – Народная кульутра должна развиваться и сохраньяться! Надо дать вам возможность и дальше стрелять из экологически чистого оружия, не загрязняющего атмосфера, и жить пасторальной охотничьей жизнью!
Незваные гости стремительно выбежали за ворота, оставив Ивана в недоумении. Пока он почесывал в затылке, дивясь глупости ЖПАО-шников, они уже рысцой вернулись обратно. Между двумя из них болталась, схваченная за лапы, огромная желто-зеленая жаба.
- Вьот! – тяжело дыша, отрапортовали гости. – Стреляйте!
- Да вы что! – заорал царевич. – Я ж не на охоту пошел! Вы что мне притащили! Я же жену ищу, жену, понимаете! У меня и лук не простой, и стрелять мне надо, куда Бог на душу положит. А вы мне – в упор, да еще и лягушку!
- Стреляйте, стреляйте, мистер! – Лук, изготовлен из природных материалов. Культура стрельбы насчитывает десятки тысяч лет. Эти традиции должны существовать дальше! Не дадим исчезнуть народной культуре!
- Не буду! Не буду просто так стрелять! Да мне и это… жабу жалко.
- Стреляй, - вежливо, но настойчиво произнес третий гость. – Иначе мы сообщим всем, что на Руси не жалуют стрельбу из лука. И вообще забыли, как это делается – даже принц не смог…
Иван замычал от досады и бессилия и натянул лук, целясь лягушке в брюхо. При этом он вспомнил слова своего учителя, боярина Рыбина-Гудковского: «Коли ты, царевич стреляешь, главное – под мишень встать: там безопаснее всего, туда ты точно не попадешь!». «Останется жива Божья тварь!» - подумал он, зажмурил глаза и выстрелил…
***
- Бывают в жизни дни, - сказала потом Елена Прекрасная, супруга царя Ивана, в интервью американскому журналу «Ярмарка тщеславия», - когда ты совершаешь то, что казалось тебе невозможным! Когда мой будущий муж прицелился в меня, я не знала, что он плохо стреляет. Поэтому я напрягла все мышцы и вырвалась из рук тех, кто меня держал! Я подпрыгнула вверх не хуже чем баскетболист при атаке кольца! А то, что при этом поймала пастью стрелу – эта фотография обошла потом все газеты – это чистая случайность! А вот фотографии с летящей по небу жабой – наши друзья из ЖП… из общества уверяют, что это было грандиозное зрелище! – не сделал никто.
Что касается роли ЖПАО в создании нашей семьи… я уверена, что, если бы Иван стрелял сам, я все равно поймала бы стрелу у себя на болоте. Зато благодаря этой истории мы с мужем напали на идею собственного бизнеса. Наша с ним фирма занимается экологическим туризмом - организацией туров на болота. Изюминка тура – стрельба из экологически чистого лука по тарелочкам…

Мне страшно нравится что первый приз получила не юмореска Юли, не чертовски симпатичная зарисовка Банго, а совершенно замечательная, трогательно-наивная история от Оксаны.
Почему?...
Старею, чтоли... Нет-нет, вы не подумайте. Это в сердце, а не на морде.
- Меня не трогают любовь-морковь, неразделённые чувства, глубокие глаза и прелестные девушки. И всё такое прочее. Какого-то хрена мне интереснее как построить бизнес (какое мерзкое слово, вы не находите?), как не переработать на работе, куда бы пойти скурить пару Portugas chikos вечерком...
Какая фигня, на самом деле.

- Я стрелок. Я, тысяча чертей мне под хвост, вольный стрелок.
...
Эх. Это я так думаю. А на самом деле - тушка уже почти среднего возраста, уже почти разучившаяся любить, верить и надеяться. Вот жеж каналья...

Этот рассказ "Вольный стрелок" - он замечательный. Он про любовь, он про слёзы, он про свободу... он про вольного стрелка. Дай мне Бог быть вольным стрелком...