Эпоха последних слов. Глава 2. Близнецы - Страница 2

***
К полудню близнецы выбрались на широкий тракт, ведущий на юго-запад. До крепости алхимиков, конечной цели их путешествия, оставалось еще около четырех суток пути. Здесь, в приграничных землях, несмелое освоение которых началось лишь после подписания мирного договора с орочьими каганатами около полувека назад, редко встречались деревни, поля или фермы. С обеих сторон серой, непроглядной стеной возвышался старый лес. Иногда на дорогу выходили ворота хорошо укрепленных усадеб, но людей не было ни видно, ни слышно. В прошлом году братьям довелось сопровождать караван, шедший к алхимикам по этому пути, а потому они знали, что впереди должен стоять большой постоялый двор.

- «Медвежий дом», - настаивал Рихард. - Я точно помню!

- Ничего подобного. «Медвежий угол». «Угол»! В этом есть смысл: в глухой чаще, на самой окраине цивилизованного мира прячется уютный уголок спокойствия.

- Смысл, может, и есть, - кивнул Рихард. - Но только называется он «Медвежий дом».

- Да с чего бы ему вдруг так называться?

- Откуда я знаю! Но память меня не подводит.

- Посмотрим, как ты запоешь, когда увидишь вывеску!

- Торжествующе запою.

Братья бодро вышагивали по пустынному тракту, который уже начал понемногу сдаваться под напором леса: между колеями, там, где колеса бесчисленных телег не утрамбовали почву до каменной твердости, поднималась тонкая поросль дикой малины, а обочины захватывала буйно разросшаяся крапива. Всего за месяц ширина дороги уменьшилась на треть. Пожалуй, к осени пройти здесь станет невозможно.

Заплечные мешки братьев совсем не тяготили их — внутри не оставалось ничего, кроме нескольких книг, летописей Ордена, спасенных ими из пожара. Что касается провианта, на двоих теперь приходилось три сухаря, яблоко, сушеная рыбина и наполовину пустая коробочка со специями. Постоялый двор со спорным названием должен был стать не только местом отдыха, но и источником снеди.

- Зря ты сомневаешься в моей памяти, - сказал Рихард. - Вот впереди поворот. Сразу за ним мы увидим огромный дуб, занимающий половину дороги. От этого дуба до нашего «Медвежьего дома» не больше трех миль.

Вольфганг пожал плечами:

- От того, что ты часто упоминаешь вымышленное название, оно не станет реальностью.

- Хватит притворства! Признай свою неправоту сейчас, и сможешь избежать позорного поражения в дальнейшем.

Смеясь, братья миновали поворот.

- Ну, что я говорил! - воскликнул Рихард. - Вот и...

Они действительно вышли к дубу. Гигантское, сказочно старое дерево сильно выступало из относительно ровной стены леса, словно выползая на дорогу. Могучие корни разбегались в разные стороны узловатыми щупальцами, ствол, обхватить который не смогли бы и четверо мужчин, слегка накренился вперед, отчего иллюзия застывшего движения становилась сильнее. Большая часть ветвей давно высохла, но на некоторых еще росли зеленые листья.

Дуб стоял здесь давно, и год, миновавший с той поры, как братья проходили мимо него в прошлый раз, казался мгновением на фоне столь долгой жизни. Но кое-что изменилось. Год назад на нем не было повешенного. Веревка слабо поскрипывала под тяжестью грузного тела. Длинные светлые волосы падали на лицо, милосердно скрывая его от посторонних взглядов. По одной из босых ступней медленно ползла черная мохнатая гусеница. Перед тем, как вздернуть, человека раздели и разули, оставив лишь льняную исподнюю рубаху.

- Недавно совсем, - пробормотал Вольфганг. - Стервятники не успели слететься.

Рихард поморщился: любое упоминание о птицах будило в нем отзвуки того, что он видел во снах. Повешенным, по крайней мере, ничего не снится. Вольфганг огляделся. Лес вокруг молчал и не давал подсказок. Лес видел все, наблюдал за последними секундами жизни этого человека, а теперь так же пристально смотрел на братьев и не собирался делиться с ними своими секретами.

- Может, он сам? - неуверенно спросил Рихард. - От безысходности?

- Ну, влезть наверх, привязать веревку и прыгнуть мог, - сказал Вольфганг. - Но сам вряд ли пришел сюда босиком, да без штанов.

- Верно... постой-ка, а что у него на груди?

- Где?

- Вон, на рубахе, под волосами. Вроде бы вышивка зелеными нитями.

- Зелеными? Это не... - Вольфганг проследил за взглядом Рихарда и побледнел. - Знак?

- Похоже на то.

- Надо снимать бедолагу. Ну-ка, подсади меня...

С помощью брата Вольфганг забрался на нижнюю ветку, соседнюю с той, на которой была закреплена петля. Вытащив кинжал, он принялся рубить веревку. Отсюда ему без труда удавалось различить узор, вышитый с правой стороны от ворота рубахи. Роза о четырех лепестках, а внутри — меч, становящийся цветком. Герб Ордена.

Только после пятого удара веревка порвалась, и погибший рыцарь упал на траву. Волосы разметались, открыв начинающее синеть лицо с правильными, некогда приятными чертами, обрамленное аккуратной бородкой. Несчастный был лишь на несколько лет старше братьев.

- Знаешь его? - спросил Вольфганг, спрыгнув следом.

- Нет. Никогда не видел. А ты?

- Тоже. Наверное, не из нашей Заставы.

- Интересно, откуда он ехал?

- Гораздо интереснее, почему не доехал.

- Да уж.

Близнецы срезали с шеи заскорузлую петлю, оттащили тело с дороги настолько далеко, насколько позволил бурелом, положили под упавшей березой, завалили хворостом. Такого кургана не хватит, чтобы защитить тело от лесных зверей, но укрыть от глаз прямоходящих хищников он в состоянии. Отсалютовав неизвестному соратнику, братья вернулись на тракт и продолжили путь. Только теперь им стало не до шуток или споров: положив ладони на рукояти мечей, они встревоженно озирались, напряженно замирали при каждом шорохе в чаще. Лесная тишина соткана из скрипов и шелестов, шуршания и шепотов — она без труда поглотит звук шагов, а те, кто расправился с Паладином, могли оставаться поблизости.

Через три с половиной мили близнецы добрались до постоялого двора. Покосившийся двухэтажный дом, стоявший чуть в стороне от дороги, утопал в зарослях малины. Черные дыры окон безучастно пялились в пространство, и выдержать этот пустой взгляд оказалось не так-то просто. Тракт здесь был перегорожен внушительным бревном, лежащим на двух пнях на высоте груди. Рядом стоял, облокотившись на бревно, высокий тощий человек в пестрой одежде, сшитой из разноцветных лоскутов. Голова его была чисто выбрита, и всю правую сторону ее покрывала татуировка, в невнятной мешанине которой отчетливо выделялись изображения трех черепов.

Увидев рыцарей, тощий расплылся в улыбке, продемонстрировав полное отсутствие зубов, радостно захлопал в ладоши.

- Милошти прошим, хошпода хорошие! - прошамкал он, без перерыва моргая. - Рады, понимаш ли, приветштвовать ваш!

- И ты здравствуй, - отозвался Рихард. - Не скажешь ли, как называется это место?

- Отчехо ш не шкажать. Ижвештно, «Медвежий двор».

Братья переглянулись.

- Двор?

- Он шамый. Раньше вывешка вишела, а потом шгнила.

- А ты хозяин?

- Можно и так шкажать. Но наштоящий хожяин-та тоже... шгнил.

Слева с легким шорохом раздвинулись кусты, выпуская плечистого детину, заросшего черной бородой до самых глаз. В руках у него находилась внушительных размеров дубина, ощетинившаяся множеством ржавых гвоздей.

- Начишто шгнил, - продолжал тощий. - И вы шгниете. Рытшари, шмотрю! - он указал на нефритовые фибулы, выполненные в виде орденского герба, которыми были застегнуты плащи братьев. - Давеча проежжал тоже один рытшарь. «Далеко ли до Жаштавных Башен», шпрашивал. Дык мы ему объяшнили, што он больше никуда не едет. Небошь, видали его, а? Так-то. Раньше вы на наш охотилишь, теперь наш черед.

Рихард только сейчас вспомнил, что означает татуировка на голове шепелявого. Банда Трех Черепов объявилась в этих краях лет двенадцать назад и успела натворить немало черных дел, прежде, чем Паладины расправились с ней. В Ордене считалось, что банда уничтожена полностью, но, судя по всему, это было ошибкой.

В одном из окон постоялого двора возникла хмурая женщина в лохмотьях и, вгромоздив на подоконник арбалет, направила его на близнецов. Еще двое человек, вооруженных луками, вышли на крыльцо. Шепелявый достал из сапога длинный нож, подмигнул хозяину дубины:

- Удачный выдалша денек, да, штарик? Еще не пообедали, а штолько народу уже...

- А у нас нет ничего, - сказал Вольфганг. - Сами надеялись найти, чем поживиться.

- А нам и не надо, - сказал шепелявый. - У того рытшаря тоже нишего не было. Ражве ж все ради наживы делаетша? Надо жеж иной раж и для шебя, для души...
Внутри постоялого двора вдруг послышалась какая-то возня.

- Да гномова мать! - выругался шепелявый. - Уж ражберитесь там ш ними беж наш пока!

Возня прекратилась, но тут же раздался протяжный треск, потом гулкий грохот, будто что-то тяжелое упало с большой высоты, а сразу за грохотом последовал рев — злой, хриплый, явно звериный.

На какое-то мгновение внимание всех бандитов оказалось приковано к дверям постоялого двора. Именно в это мгновение близнецы начали действовать. Выхватив мечи, они бросились вперед, не сговариваясь, не планируя, но интуитивно чувствуя намерения друг друга. Время тренировок прошло, теперь клинки заточены, а противник не подаст тебе руку, сбив с ног.

Теперь ты сам не станешь спешить с проявлением благородства, ведь единственной наградой за него будет удар в спину.

С тяжелым стуком выстрелил арбалет, но болт, никого не задев, воткнулся в землю — туда, где только что стояли двое молодых рыцарей. Вольфганг атаковал шепелявого, который оказался на удивление умелым бойцом: легко отразив несколько хитрых выпадов, он сам перешел в наступление, несмотря на то, что его
нож был почти втрое короче меча. Вольфгангу пришлось отступать, стараясь постоянно удерживать врага между собой и крыльцом, чтобы не получить стрелу промеж лопаток.

Рихард напал на бородатого. Клинок сразу же застрял среди гвоздей дубины, бандит одним резким движением вырвал оружие из рук рыцаря. Рихард отпрыгнул, увернулся от размашистого удара, выхватил кинжал и, поднырнув под бревном, замер, ожидая, что предпримет бородач. Если бы тот попробовал преодолеть бревно снизу или сверху, то наверняка стал бы уязвим, пусть и на очень короткое время. Реши он обойти препятствие сбоку, Рихард успел бы повторить маневр в обратную сторону.

Но бородач кинулся на помощь шепелявому, заходя к Вольфгангу справа. Тот вряд ли смог бы противостоять сразу двоим, да и тяжелая дубина не оставляла клинку никаких шансов. Женщина в окне спешно взводила арбалет, лучники на крыльце уже натянули тетивы, целясь в открывшегося Рихарда. Расстояние не превышало двадцати шагов, нечего было и думать увернуться от стрел, хотя еще имелась в запасе пара секунд, чтобы нырнуть в кусты на обочине. Но вместо этого Рихард размахнулся и метнул кинжал в спину бородача — метнул по всем правилам, так, как их учили в Заставных Башнях. От подобных бросков не всякая кольчуга спасает, а на бандите была только старая кожаная куртка. Кинжал угодил в основание шеи, вошел глубоко, почти по самую рукоять. Выронив дубину, бородач сделал три неуверенных шага в сторону, нелепо взмахнул руками и повалился на землю, так и не издав ни звука.

Но Рихард этого уже не увидел. Потому что лучники спустили тетивы сразу после его броска. Одна стрела, летевшая слишком низко, чиркнула по бревну и, переломившись, ушла в сторону. А вторая попала рыцарю под левую ключицу. Удар был такой силы, что Рихарда опрокинуло на дорогу. Небо, налитое густой синевой, распростерлось над ним, готовое принять блудного сына. Он не чувствовал ни боли, ни страха, и, несмотря на то, что левая рука отказывалась повиноваться, попытался подняться. Ему почти удалось, оставалось только встать с колен, но тут еще одна стрела ткнула его в ребра, а арбалетный болт, выпущенный из окна второго этажа, пригвоздил правую ладонь к земле.

Боли по-прежнему не было. Тело словно бы не принадлежало ему — чужая плоть, мягкая, податливая, безразличная. С удивлением оглядывал Рихард торчащие из нее оперенные древки, не понимая, отчего такие невзрачные предметы обладают столь огромной властью. А потом небо обрушилось на него, разбилось на тысячи тысяч осколков, взвилось яростным вихрем и утащило в темноту, где все еще остервенело, истошно смеялся сир Йоганн Раттбор, погибший магистр погибшего Ордена.

Шепелявый был слишком быстр, слишком верток, двигался, будто огромная ящерица, отрывисто, непредсказуемо. Каждый его удар напоминал вспышку молнии, а отражать молнии наставники не учили. Тем не менее, Вольфганг каким-то чудом справлялся, хотя и не видел возможности контратаковать. А потом шепелявый отвлекся. Взгляд, брошенный в сторону, на упавшего бородача, всего одно незаметное движение глаз — именно оно его и подвело. Меч противника рванулся вперед, описал в воздухе сверкающий полукруг, рассек правую руку до самой кости. Взвизгнув, татуированный бандит отпрянул, но Вольфганг уже шагал следом, развивая комбинацию, замыкая восьмерку, и лезвие расчертило врага наискось, от левого плеча до печени. Нож упал на землю, шепелявый медленно присел на корточки, зажимая ладонями распоротый живот. Меж пальцев сочились крупные, темные капли.

- Штреляйте, гномова мать! - простонал он.

Вольфганг повернулся к крыльцу, готовясь встретить смерть, как подобает рыцарю. Он только что одержал победу и пока попросту не способен был бояться: гнев битвы еще стучал в висках, пульсировал в венах, заглушая остальные чувства. Однако арбалетчица, стоявшая у окна наверху, исчезла, а на крыльце творилось нечто
непонятное. Лучники не целились в молодого Паладина, одолевшего их сообщника, а стреляли внутрь постоялого двора, откуда доносились скрежет и треск. Вольфганг, решив воспользоваться милостью судьбы, ринулся к ним, но на половине пути замер: из темноты дверного проема на крыльцо выступил зеленокожий гигант, вооруженный двуручным каменным топором. Ростом он вряд ли превосходил людей, но плечи его были настолько широки, что протискиваться между косяками ему приходилось вполоборота. Вольфганг сразу узнал орка, хотя прежде не встречал ни одного.

Орк навалился на лучников, с легкостью сбил обоих с ног. Первому он наступил на голову, раздавив череп, а второго, пытавшегося уползти, зарубил своей жуткой секирой. Стало тихо. Клыкастый варвар, щеку которого украшал кривой, бугристый, относительно свежий шрам, пристально рассматривал рыцаря, а тот лихорадочно вспоминал рассказы наставников о методах сражения с зеленокожими.

Тут на крыльцо вышло — нет, не вышло, а выскочило — еще одно необычное создание. Вольфгангу доводилось видеть гномов, они часто приезжали в Заставные Башни, привозили оружие и доспехи, но этот мало походил на своих неповоротливых сородичей. Во-первых, каждый его шаг усиливался особыми четырехпалыми конструкциями, прикрепленными к ступням, благодаря чему он не переваливался с ноги на ногу, подобно гномьим купцам, а передвигался широкими плавными прыжками. Во-вторых, у него росли клыки: небольшие,

но заметные, они поднимались из-за нижней губы в углах рта, придавая маленькому лицу злобное выражение. За спиной у гнома висела изрядно обшарпанная аркебуза.

- Не боись! - крикнул гном. - Мы тебя не тронем! Спасибо за помощь!

- За какую помощь? - удивленно спросил Вольфганг.

- Так ты же отвлек этих дробоедов, - пояснил гном. - А так бы все, винтец нам...

Он приблизился к шепелявому, еще продолжавшему тихо скулить в дорожной пыли. Дрожащими пальцами бандит пытался удерживать на месте выползающие внутренности, но, поскольку действовала у него теперь только одна рука, получалось не очень.

- Ну что? - спросил гном. - Как тебе нравится теперь, а, гномова мать?

Сняв аркебузу с плеча, он направил ее на умирающего:

- Окажу последнюю милость. Не благодари — с твоей дикцией я вообще ничего не пойму.

И выстрелил в упор.

Отвернувшись, Вольфганг еще раз взглянул на орка, убедился, что никакой угрозы от плечистого варвара пока не исходит, и осмотрелся в поисках брата.